Собственно, дроны, по сути своей, летающие шокеры. Издали не бьют. И на том спасибо — иначе бы меня и подвальчик не выручил: стекло-то в окошке выбито, одна решётка осталась…
Да уж, помню, выдался денёк! Но что до сих пор непонятно: как они, поганки, нас от своих отличают? Не по обмундированию же! Я, например, когда первый раз тяпнули, был в камуфле и без погон, только медицинские эмблемки в петлицах да повязка с красным крестом на рукаве. Повязку потом сорвал, эмблемки тоже. Без разницы, всё равно чкалят! Наверное, выдали они там у себя каждому охранный радиомаячок, а больше мне что-то ничего в голову не приходит…
А Россия нас, по-моему, опять слила. Обещали ведь выручить, если что. Ну и где она, эта их выручка?
Как я не жахнул сгоряча дуплетом — ума не приложу. Не было счастья — несчастье помогло: полуподвальчик тесный, ружьё неуклюжее, да и сам я далеко не спецназовец. Словом, пока вскидывал двустволку, сообразил, что женское лицо, возникшее по ту сторону решётки, явно не принадлежит прекрасной Мэрилин и не короновано золотым венцом с зубчиками. Кроме того, та, снаружи, ухватилась одной рукой за железный прут. Рукой! Вот чего у дронов отродясь не было, так это рук.
— Во двор беги! — опомнившись, заорал я. — Там дверь! Открою!
Лицо исчезло, я же бросился в коридорчик, споткнулся о бетонную ступеньку, чуть в броню лбом не впечатался, сдвинул со скрежетом тяжёлый засов. Судя по всему, опоздал: за дверью послышалась заполошно долгая автоматная очередь, потом полоснул женский визг. И оборвался.
Всё-таки с сообразительностью дела у меня по-прежнему обстоят из рук вон плохо. Ясно же: раз открыла огонь — значит атаковали, раз завопила — значит жиганули, раз замолчала — значит отключилась. Ну так выжди пару минут, пока дрон свалит подальше! Нет, растворил дверь настежь! А если самого жиганут? А если эта тварь влетит в укрытие? Куда тогда?
Но уж больно меня взбесило, что они, сволочи, оказывается, и женщин жалят!
Хотя, если вдуматься, какая им разница: мужчина, женщина…
Слава богу, обошлось. В воздухе, кроме ворон, никого. Дворик пуст, а в десятке шагов от меня неподвижно скорчилось облачённое в камуфлу тело. Оставил ружьё у порога, кинулся к лежащей. Тётенька лет сорока и весит прилично. Ну да не привыкать — сколько я их потаскал за последний месяц, тел! И на носилках, и на закорках… Любопытно, но коротенький свой автомат, в просторечии именуемый «сучкой», она, даже лишившись чувств, не выпустила. Да и потом, в подвальчике, еле руку ей разжал.
Застонала, сморщилась. Приподнял под мышки, прислонил спиной к белёной кирпичной стенке, вскрыл банку с горошком, перелил жидкость в другую, пустую банку. Выпила залпом.
— Ещё… — хрипло потребовала она.
Вскрыл другую. Ахнула залпом и эту.
— Спасибо… — уставила на меня мутные от страдания глаза, вернула жестянку. — С утра ничего не пила… — виновато выдохнула она. — Вода везде горькая… пить невозможно… А минералка в бутылке кончилась… утром ещё…
Тут глаза её прояснились. Оглянулась со страхом.
— Вот, — сказал я, подавая ей «сучку».
Вцепилась, выхватила из рук, принялась судорожно перезаряжать. Кое-как открепила опустошенный магазин, полезла в кармашек так называемого армейского лифчика, но тут дело застопорилось. В отличие от настоящих лифчиков брезентовое хранилище боеприпасов не предназначено для ношения на груди восьмого размера. Магазин тыкался в плечо и упорно не желал извлекаться. Стало быть, гостья моя тоже из гражданских, к оружию привычки нет.
Похожее на валун лицо, тяжеловатый подбородок, широкий лоб, встрёпанные волосы до плеч. В прошлом — мелированные.
Перезарядила наконец.
— Да вы не бойтесь, — ободрил я. — Сюда они не пролезут. К решётке только подходить не надо — из окна могут достать…
Опасливо оглядела убогое моё укрытие.
— Давно вы здесь?