— Они видели две фигуры, направлявшиеся как раз к участку между Пятой и Шестой башнями.
Ях'Хат вскочил с ложа и зашагал по небольшой завешенной коврами комнате, в которой и проходила беседа. Сделав пару кругов, он подошёл к оставшемуся сидеть смуглому:
— Значит, эта шлюха нашла способ договориться с богом…
— Повелителю, конечно, виднее, но… — шпион замялся.
— Да говори уже!
— Боюсь, вашу бывшую любовницу назначили жертвой как раз за то, что она никого не допускала к своему телу…
Довольно большое поселение, должен признать. Вполне достойно статуса города. По местным меркам. У ворот даже что-то похожее на башни имеется. У закрытых ворот. Нас не желали впускать. Хмурые коренастые бородачи пялились с башенных площадок и молчали. Кого-то ждут? Или хотят меня рассердить? Или хотят, чтобы мы заговорили первыми? Надо их как-нибудь поторопить.
— Женщина, скажи этим, что тебе нужны приют и защита. На время. Потом посмотрим.
— Так и сказать — потом посмотрим?
— Нет. Только про приют и защиту. И не притворяйся глупее, чем ты есть. Я и так испытываю желание убить кого-нибудь.
Кулий не любил неожиданностей, сюрпризов, гостей, резких перемен погоды и многого другого, что вынуждало отклоняться от привычного течения жизни. Ещё Кулий не любил действовать необдуманно и спешить. Но больше всего Кулий не любил неприятности. Он их ненавидел. И старался всячески избежать. Эта ненависть и это стремление когда-то помогли охотнику сначала стать лучшим в поселении, потом занять место в Совете и, в конце концов, стать вождём. И они же сейчас говорили о том, что лучше бы эти странные пришельцы никогда не появлялись перед воротами деревни. Увы, за свою непростую жизнь Кулий понял ещё одно: если что-то случилось, жалеть об этом бесполезно, надо думать, принимать решение и действовать. Иначе случится что-нибудь похуже.
В это время незваные гости о чём-то коротко переговорили, и женщина крикнула:
— Я прошу дать мне приют и защиту!
На башенных площадках возникло лёгкое движение — бородачи недоумённо переглядывались: говорить должен был парень, стоящий рядом с пришелицей. В поселении мальчики в этом возрасте проходили посвящение, после которого считались полноправными охотниками. Может, этот посвящение не прошёл? Тощий он какой-то, недокормленный. Или больной? Кто их знает, этих городских, какую заразу они могут с собой притащить? Кулий уже было открыл рот, чтобы произнести слова отказа, когда мальчишке, по-видимому, надоело ждать: он вскинул левую руку и щёлкнул пальцами. И тут же из травы позади просителей поднялась голова огромной каменной змеи, раздувшей капюшон. Чужой бог. Бог города.
«Придётся впустить, — огорчённо вздохнув, подумал Кулий. — Иначе паршивец натравит это чудище на деревню. А с другой стороны, — разум вождя привычно стал выискивать выгоду, — этот парень — явный колдун, а Герий стар уже и учеником так и не обзавёлся. Сколько ни водили к нему детишек, всё не то. А тут уж не отвертится, будет учить. Да и лишний покровитель не помешает, а то сколько уж наши боги молчат?.. Кажись, при прадеде… Нет, при прадеде прадеда отзываться перестали. А тут вон оно как. Соседям покажем — так лучших невест дадут. И эта, вроде, ещё не старая, рожать может. Всё новая кровь будет. Ежели приглянётся ей кто. С таким-то защитником просто так не оженишь», — Кулий вздохнул ещё раз, глянул с площадки вниз, скомандовал караульным, чтобы открывали, и, обращаясь к пришельцам, громко сказал:
— Заходите, коли пришли. Да живее давайте — неспокойно у нас в округе.
Как же этот материал называется, из которого они дома сделали? Смесь глины с травой? Не помню. Забылось. А ведь и в городе такие же видел… Да, точно, когда через окраины шли. Весь примыкающий к стене район. Просто внимания не обратил. Хм, молодцы смертные, хорошо придумали. Умеют приспосабливаться. Творец постарался, когда над ними работал. Жизнеспособный получился вид. И непредсказуемый. И опасный. Для мира, для богов, для себя. Сколько раз я об этом думал? Много. Очень много.
— Здесь поживёте, — Кулий кивнул на средних размеров — по деревенским меркам — дом с небольшим заросшим бурьяном огородом, расположившийся у дальней от ворот стены селения. — Колдун наш тут. Один. Так что места хватит. Заодно и обучит он тебя, парень. Способности у тебя есть, сразу видно, так что…
— Не обучит, — мальчишка, с интересом вертевший головой по сторонам, говорил совершенно спокойно. — Женщина останется, я уйду.
— Как это?! — опешил вождь. — Ты, парень, сначала посвящение пройди, охотником стань, а…
— Ещё раз перебьёшь — накажу, — взгляд спокойных чёрных глаз упёрся Кулию куда-то в грудь, затем поднялся по бороде и остановился на переносице. — Раб тоже останется. Защищать. В первую очередь — женщину. Теперь говори.
Вождь ощутил, как в хребет от затылка до копчика впиваются ледяные иглы, а к горлу подкатывается липкий комок страха. «Раб… Как же это?! — билась в голове мысль. — Чужой бог — раб. Бог — раб! Как же это?!» Подросток, не сводивший взгляда с него, то ли прочитал мысли, то ли просто догадался, о чём думает стоящий перед ним человек. Как бы то ни было, усмехнувшись одними губами, он тихо, едва слышно проговорил: