Уже через неделю после получения звания подмастерья Бёттгер решил окончательно доказать, что умеет превращать низкие металлы в золото, и пригласил Цорна с женой стать свидетелями и участниками эксперимента. Демонстрация должна была состояться после обеда. Цорн по-прежнему не верил в успех опыта, но согласился прийти и привести друзей, которые гостили у него в доме.
Приглашенные собрались в назначенное время в назначенном месте. Для начала Бёттгер весьма театрально поставил на огонь пустой тигель. Помощник раздувал жар мехами, пока тигель не начал светиться. Один из гостей по указанию Бёттгера взял пятнадцать серебряных монет и положил плавиться. Тем временем Бёттгер передал другому гостю пакетик с таинственным порошком и велел всыпать его в расплав. Затем тигель накрыли, чтобы вещества смешались, сплавились и, если верить Бёттгеру, преобразились. Напряжение в комнате росло, из тигля валил дым. Наконец Бёттгер снял его с огня и вылил расплав в форму.
На глазах у свидетелей серебристо-белая струйка, лившаяся из закопченного тигля, остывала и становилась золотистым слитком — корольком.
На следующий день, когда металл затвердел, его подвергли самому тщательному анализу. Вопреки ожиданиям всех — кроме Бёттгера, — слиток оказался золотом очень высокой пробы.
Чтобы провернуть такой трюк, Бёттгер должен был на каком-то этапе подменить либо монеты, либо королек. Однако что именно он сделал и где раздобыл золото, остается загадкой. Ясно одно: все свидетели, включая скептически настроенного Цорна, ему поверили.
При всем своем неисправимом позерстве Бёттгер не был прожженным шарлатаном и честно верил в возможность трансмутации. Кроме того, он хорошо знал, сколь опасны такие игры. Сразу после демонстрации юноша раскаялся в своей опрометчивости и попросил Цорна и других свидетелей молчать об увиденном. Однако они, как и участники прежних демонстраций, были так поражены, что каждый шепнул словечко одному-двум надежным знакомым, и новость мгновенно распространилась по всей Германии.
Потрясенный Цорн писал лейпцигскому коллеге: «Мой бывший ученик в моем присутствии изготовил золотой слиток высочайшей пробы весом три лота… Золото прошло все испытания». Занятно, что к письму был приложен тайный рапорт для Августа Сильного. Слух об опыте достиг даже знаменитого философа и математика Готфрида Вильгельма Лейбница. Менее чем через месяц после демонстрации он писал курфюрстине Ганноверской: «Говорят, что здесь недавно обнаружился философский камень… Я не легковерен, однако не могу опровергать свидетельство стольких очевидцев». Вскоре далее иностранные газеты сообщили, что в Берлине осуществили трансмутацию.
Тем временем всего в нескольких кварталах от аптекарской лавки, при прусском дворе, тоже услышали новость. Фридрих I, только что получивший титул прусского короля, алчностью и честолюбием нимало не уступал саксонскому собрату, Августу II, и не меньше того мечтал о золоте для удовлетворения своих прихотей. Человек, умеющий делать золото, разом избавил бы короля от финансовых затруднений и сделал его объектом поклонения всей Германии. Фридрих немедленно призвал к себе аптекаря Цорна и велел тому принести изготовленное Бёттгером золото. Король подробно расспросил про эксперимент и, впечатленный сообщением очевидца, велел Цорну на следующий день вернуться с учеником. Золото монарх пока оставил у себя.
Как только Бёттгер услышал, что король требует его к себе, он понял: дела плохи. Фридрих славился своей жестокостью в гневе, и у Бёттгера, который знал, что не сможет повторить эксперимент под более тщательным надзором, были все основания ждать пыток и казни, едва обман будет раскрыт. Не желая приближать столь неприятный финал, Бёттгер, по обыкновению, решился на отчаянный поступок. Вместо того чтобы готовиться к встрече со своим королем (и со своим Создателем), он под покровом ночи выскользнул на улицу. Следующие двое суток он укрывался в доме друга, бакалейщика Рёбера, откуда послал Кункелю записку с просьбой о помощи.
Фридрих тем временем сообразил, что его обманули, и отправил солдат разыскивать алхимика, не явившегося на зов монарха. По всему городу зачитывали прокламации и расклеивали объявления: король пообещал тысячу талеров любому, кто схватит Бёттгера живым. Бёттгер понял, что в Берлине, где за его голову назначена такая награда, ареста не избежать, да и Рёбер, надо думать, желал поскорее избавиться от опасного постояльца. Спасти его могло только бегство из страны. На третью ночь Бёттгер уговорил одного из родственников Рёбера вывезти его из Пруссии в крытом фургоне. За помощь он заплатил два дуката и пообещал в придачу мешок золота — как только найдёт время его изготовить.
Спрятанного в фургоне Бёттгера вывезли из Пруссии в саксонский город Виттенберг. Здесь юноша был в относительной безопасности. Он записался студентом в университетскую медицинскую школу. У Кункеля, который некогда возглавлял колледж химических экспериментов, в университете сохранились кое-какие знакомства, а Бёттгер обещал прилежно учиться и вообще быть тише воды, ниже травы.
Тем не менее весть о его успешном побеге каким-то образом достигла прусского двора, и Фридрих, не привыкший к столь дерзкому неповиновению, вознамерился вернуть строптивого алхимика. Он призвал одного из самых своих доверенных людей, лейтенанта Менцеля, и, выделив ему двенадцать солдат, велел любой ценой разыскать и привезти беглеца.
Поиски не составили для Менцеля большой сложности. Граница с Саксонией проходила всего в тридцати милях к юго-западу от Берлина, и можно было не сомневаться, что Бёттгер направился именно туда. А вот дипломатические отношения между Пруссией и Саксонией оставляли желать лучшего, хотя страны в данный момент и не воевали между собой. Чтобы арестовать Бёттгера, прусскому лейтенанту требовалось разрешение королевского представителя в Виттенберге. Оставив солдат за городскими стенами, Менцель обратился к Иоганну фон Рисселю, местному судейскому чиновнику, и объяснил, что «по неким важным причинам» должен задержать человека, скрывающегося от прусского правосудия.
Такие просьбы поступали нечасто, и у фон Рисселя закрались подозрения. С какой стати за простым беглецом отрядили двенадцать прусских солдат? Прежде чем давать разрешение, в деле следовало разобраться.
Осторожный фон Риссель заключил Бёттгера под стражу и начал наводить справки. На несчастье Бёттгера в Виттенберге как раз находился Рёбер, и фон Риссель отчего-то догадался вызвать его для объяснений. Страшась за собственную шкуру, Рёбер тут же признался, за что на самом деле пруссаки хотят арестовать беглеца: он умеет делать золото.
Фон Риссель понял, что дело в высшей степени щекотливое, и немедленно отправил рапорт королю в Дрезден. Тем временем и сам Бёттгер сообразил, что ловушка вот-вот захлопнется, а с Августом Саксонским поладить будет все же легче, чем с Фридрихом, и сам написал королю письмо с просьбой защитить его от пруссаков. Однако король был не в Дрездене, а в Варшаве, в нескольких днях пути. Туда депеши и отослали.
Проходили дни и недели. Фридрих Прусский и лейтенант Менцель кипели злостью. Ничего загадочного в беглеце нет, уверял фон Рисселя лейтенант, это обычный убийца, совершивший целую череду преступлений, опасный отравитель. Из Берлина Фридрих угрожал военным вторжением, если фон Риссель не даст согласия на арест: неужто он хочет, чтобы из-за мелкой чиновничьей проволочки разразилась кровопролитная война? Фон Риссель стоял на своем: Пруссия должна терпеливо ждать ответа правителя Саксонии, а до тех пор любые действия будут незаконными.
В Варшаве Август был занят долгой и разорительной войной со Швецией, в которой проиграл почти все основные сражения. Он срочно нуждался в золоте для пополнения казны. Появление человека, способного получать вожделенный металл практически из ничего, должно было показаться ему подарком небес. Однако имелась одна загвоздка: Август не хотел ссориться с Пруссией. Малейшая неосторожность грозила вылиться в крупный дипломатический инцидент, и Август решил тянуть время. Через два месяца после приезда Бёттгера в Виттенберг фон Рисселю и прусскому послу наконец пришли указания: просьбу об экстрадиции беглеца надлежит адресовать лично королю, который проведет собственное расследование и лишь затем вынесет вердикт. Судьба девятнадцатилетнего подмастерья, вся вина которого состояла в демонстрации невинного фокуса, стала вопросом межгосударственной важности.
Тем временем Август лихорадочно искал предлог не выдавать Бёттгера пруссакам и наконец решил, что таким предлогом может стать место его рождения. Шлейц принадлежал не Пруссии, а одной из подвластных Августу земель, Рёйссу. Таким образом, постановил Август, Бёттгер его подданный, а не Фридриха. Однако даже этот веский аргумент не поколебал намерение пруссаков заполучить Бёттгера, и они отказывались уходить из Виттенберга с пустыми руками. Август решил пока не поздно вывезти алхимика в Дрезден. Штатгальтер Саксонии, князь Эгон фон Фюрстенберг, сам рьяный адепт алхимии, получил указания под стражей препроводить Бёттгера в Дрезден и ни в коем случае не отдавать пруссакам.
Судя по таинственности и скорости, с которыми была проведена операция, фон Фюрстенберг считал пруссаков вполне реальной угрозой. Солдаты Фридриха могли захватить узника по пути в Дрезден. Чтобы этого избежать, 24 ноября 1701 года Бёттгера разбудили в четыре утра, затолкали в карету и повезли окольными проселочными дорогами. Его сопровождал кавалерийский эскорт в шестнадцать человек, а на случай прусской засады впереди ехали дозорные. Чтобы пруссаки думали, будто Бёттгер по-прежнему в Виттенберге, караул не убрали и в опустевшую комнату еще два дня носили еду.
К тому времени как пруссаки сообразили, что их провели, Бёттгер был уже вне досягаемости. Он прибыл в Дрезден 28 ноября и был помещен в «Золотой дом» — крыло курфюрстского дворца, где отец нынешнего монарха оборудовал алхимическую лабораторию. Отныне, постановил Август, Бёттгер — узник Саксонии. Он не выйдет на волю, пока не раскроет секрет изготовления золота.
Искренняя и добросердечная натура этого монарха располагает к нему при первом же знакомстве… Любовь к славе и любовь к удовольствиям — вот самые заметные его черты, причем вторая нередко главенствует над первой. Часто любовь к славе побеждается в нем любовью к удовольствиям, но никогда наоборот… Ему нужны деньги, чтобы дать волю своей щедрости, исполнять свои прихоти и утолять жажду наслаждений, посему тех, кто дает ему деньги, он ценит ниже тех, кто осуществляет его желания. Он не требует, чтобы деньги ему добывали противными закону средствами, но когда такое случается, берет их без всякого смущения, полагая, что если другой взял грех на душу, ему самому упрекнуть себя не в чем…