— Конечно, поинтересуюсь.
Тягунов доел апельсин, Татьяна вытерла ему губы полотенцем, и он смущенно улыбнулся.
— Ну… ты совсем уже из меня инвалида сделала. Рука-то у меня есть!
— Ничего-ничего, не уморилась. И другая оживет, Слава, врач мне сказала. Все будет хорошо.
— Вряд ли она оживет, — Вячеслав Егорович глянул на забинтованную руку. — Кисть раздроблена, нервы перебиты… Я ее не чувствую почти.
Она бурно запротестовала:
— Слава, дорогой мой, не нужно так. Лечись, все будет хорошо. Ты поправишься, я не пожалею никаких денег, чтобы тебя поднять. У нас есть деньги. Если бы… если бы не это несчастье, я бы тебя из Чечни на «волге» встречала.
— Да? — удивился и, кажется, обрадовался он. — Откуда у тебя могла быть «волга»? Это же миллионов пятьдесят сейчас… Или уже больше?
— Ну, хотя бы и пятьдесят! Я заработала. Городецкий должок вернул. Помнишь такого?
— Городецкий?! Еще бы не помнить!.. А где ты его видела? Когда? И что, он был тебе должен пятьдесят миллионов?
— И мне, и другим он должен миллиарды, а не миллионы! — сухо сказала Татьяна. — А виделись мы в Москве, я в Госкомимущество по делам ездила, а он, оказывается, знал, что приеду, ждал меня. Ну и долг… с процентами отдал. Я же была у него акционером. Мы с Алексеем были, — прибавила она со вздохом и опустила глаза.
— Ты ему какую-то услугу оказала. Или пообещала оказать, — бесстрастно проговорил Тягунов. — Такие деньги просто так не дают.
— Не дают, Слава, ты прав. — И Татьяна честно рассказала обо всем, что было в Москве.
Он долго ничего не говорил, смотрел в потолок, думал.
— Погрязли мы с тобой, Танюш. С преступниками заодно. Вот Бог меня и наказал… Не все же подрываются, а именно я налетел на мину.
— Ну зачем ты так, Слава?! — Лицо Татьяны исказила болезненная гримаса. — И другие не гарантированы.
— И все равно, — упрямо проговорил Тягунов. — Бог прежде всего шельму метит. А я шельма и есть. С совестью давно не в ладах.
— С тех пор, как познакомился со мной, да? — Голос Татьяны напрягся — она в следующую секунду пожалела, что спросила.
Он глянул на нее.
— Таня, я тебя ни в чем не упрекаю. Я тебя люблю. Но оба мы не нашли в себе сил… как бы это помягче сказать… противостоять жизни, вот в чем беда. Выбрали дорожку полегче.
— Да многие ведь так живут, Слава! Не мы первые, не мы последние. И потом, если ты имеешь в виду Городецкого… он же был мне должен! Я ему свои деньги отдала! А теперь помогу, он с моей помощью, может, сахарный завод приобретет!
— Это называется должностная взятка, использование служебного положения в корыстных целях. Статья сто семьдесят третья. От трех до десяти лет. С конфискацией имущества! — Тягунов не говорил, а будто рубил воздух.