— Надо бы тебя уже снять. Кстати, то же самое я сказал твоей мамашке, Леви.
— Ты заткнешься или нет?
Мы вышли во двор, и стало так холодно, что мне вдруг вспомнилось лето.
Лето в Ахет-Атоне редко бывало жарким и без энтузиазма отличало себя от весны, но в том году все получилось. Мы без конца пили лимонад и катались на велосипедах, словно пытались перегнать солнце и немного отдохнуть. В один из таких вечеров мы, еще вчетвером, сидели у меня во дворе. Мама вынесла нам холодной газировки и стаканы, но они стояли пустыми. Мы пили из банок и смотрели, как заходит солнце. Все вокруг было таким зеленым, а в доме напротив старички играли в карты и громко, дребезжаще смеялись.
Я сказал:
— А вы знаете, что наши корпорации поставляют в Третий Мир продукты, которые опасны для здоровья? Кока-кола там выглядит точно так же, ну банки такие же, вкус тот же. Только она убивает.
— Тут она тоже убивает, — ответил Леви.
— Но медленнее, — сказал Калев, а Эли показал куда-то наверх.
— У тебя на дереве кот!
Я сказал:
— Нет, серьезно, Эли, если ты не гребучий зоофил я, пожалуй, ничего не понимаю в людях.
— Ты ничего не понимаешь в людях, — сказал Калев.
— Если так, то каким образом я завалил мамку Леви в четырнадцать?
Леви резко вскочил с травы, направился к моим качелям.
— Знаешь, какое желание я загадаю в день рожденья?
— Понятия не имею, но знаю, какое загадает твоя мамка.
— Риторические вопросы — не лучший способ с ним справиться, — сказал Калев. А Леви обхватил цепочки, оттолкнулся, подняв облачко душной пыли.
— Ты идиот, — говорил Леви, раскачиваясь. — Такой идиот, просто даже не верится иногда, что человек может быть таким...
Тут он остановился, прислушался.
— Слышите, — сказал он. — Вертолет.
Я посмотрел в небо, выгоревшее до абсолютной, безоблачный синевы. По его мареву неспешно двигался черный вертолет.
— Летит в какой-нибудь Афганистан, — сказал я. — С бомбами. Или с гуманитарной помощью. Никогда точно не знаешь.