— Ты подчеркиваешь преемственность.
— И что, я ошибаюсь? — Выжрын лениво почесался под мышкой. — Дело ведь вовсе не в том, что внук читает те же самые книги, что и дед, потому что дедовы бестселлеры — это вызывающие рвоту обязательные для изучения в школе сочинения внука, но то, что пишущие те самые бестселлеры, псевдопророки последующий поколений сами выросли на пророках собственного поколения, и так оно и тянется в бесконечность, до самых вечерних бесед славян у кострищ в купальскую ночь. И дело тут не в одних только книжках, все это не на одном только уровне; тут все чертовски сложно — это настоящая сеть, запутанная система корней, в течение веков уходящая в самую глубь чернозема истории, социогенетическая память народа... Ведь ты же слыхал про генетику, правда? По телевизору рассказывали. Два года назад какой-то француз построил модель, называется гелисса Жанно или как-то так. Ген, понимаешь, малюсенькая такая херня, в каждой клетке, что-то как программа для тела, и эта вот... Ты меня слушаешь? Что ты там скрутился как прусский параграф? А?
— ...что б ты удавился этой чертовой кровянкой, — застонал Смит, и на полусогнутых опять помчался в кустики.
(((
Как потом оказалось, расстройство желудка ему только помогло, потому что Смит уже ничего не брал в рот, в результате чего — нечем было и блевать.
Крышку подняли, и те, кому было надо, спустились в подвал. Смит в шлеме, работающем в режиме максимальной чувствительности, по-видимому, видел все лучше остальных; до охотничьего домика электричество не добралось, в связи с чем в подвале царила темнота — темнота абсолютная, словно висящее в воздухе черное мясо раздавленных комаров. Должно быть генералу снились ужасные вещи, они слыхали его стоны и бормочущие обращения к запретным божествам. Что здесь помещалось век назад — винный погреб? Осталось немногое: остатки деревянных конструкций под стенками, пыль по углам. Тысячи тонн камня по сторонам и над головой, прикрытые толстым ковром почвы, обеспечивали прохладу даже в самую средину лета. Выжрын был в толстенном шерстяном свитере, наверняка связанном на спицах какой-то патриоткой; сам свитер был цвета кошмара, и даже после того, как были зажжены керосиновые лампы и включили два мощных фонаря, которые И Море Исторгло Мертвых держал в широко расставленных руках — даже тогда Ксаврас терялся в мрачном фоне картины.
— Ты! Ты! Ты! — завизжал генерал Серьезный, когда полковник разбудил его ударом кулака в лицо.
Генерал был привязан к металлическому стулу, ноги тоже были к нему притянуты, руки были связаны за спиной. Сам же стул, в свою очередь, был привинчен к лежащей на полу толстой древесно-стружечной плите, чтобы пленник не мог упасть вместе со стулом и куда-нибудь отползти.
— Ты! Ты!
— Я, я, — передразнил его Выжрын и дал знак Смертушке, который спускался последним, закрыть за собой двери. Доктор прикрыл их и уселся на пороге, положив кожаную сумку между ногами.
В помещении были еще две двери, ведущие в глубины замковых подвалов, но они тоже были закрыты.
Вышел Иной Конь Цвета Огня, притащивший сюда маленький телевизор, отступил в самый темный угол, куда-то за спину Смита, и там включил его, но звук вывернул до минимума, так что генерал Серьезный и стоящий у него за спиной Выжрын могли делать вывод о содержании программы лишь по серо-голубым отблескам, время от времени окрашивающим каменное лицо молодого человека.
— Настроился? — спросил у него Ксаврас.
Вышел Иной Конь Цвета Огня кивнул.
Затем полковник дал знак Смиту. Тот выразительно постучал по часам.
— Я договорился на четыре, на восточном побережье сейчас десять вечера, самый прайм-тайм. Еще две минуты. Следи за индикатором.
— О(кей.
Серьезный оскалил зубы.
— Я все им скажу, — рявкнул он. — Все скажу, сукины вы дети, бандиты чертовы, террористы...
Выжрын подтянул рукава свитера за локти, полностью обнажая отвратительные послеожооговые шрамы, и натянул узкие кожаные перчатки, после чего — в некоей странной рассеянности, с тихим вздохом, предназначенным исключительно самому себе — похлопал русского генерала по небольшой розовой лысинке.
— Спокойно, спокойно, — пробормотал он.
И вот тут-то к Смиту пришло ужасное предчувствие, на какой-то миг молнией вспыхнуло пророческое видение будущего. Он вздрогнул. Ксаврас заметил это и поглядел прямо в темные глазища объективов; затем он робко усмехнулся, жестом опекуна ложа руку в перчатке на плече узника.