— Вы думаете, все было бы по-другому, если б ваши родители не развелись?
— Нет, — сказала Зигрид, — мама все равно не смогла бы переубедить папа́. Никто никогда не мог ничего сделать против его воли. Он работал, делал деньги, и он диктовал. Из-за этого в конце концов и распался их брак.
— Он распался не по чьей-то конкретной вине?
— Нет, по обоюдному согласию. Мы остались с папа́, поскольку материальные предпосылки воспитания у него были намного лучше. Мама захотела вернуться в Америку. Там у ее семьи был старый запущенный дом на Лонг-Айленд. Папа́ распорядился привести его в порядок и затем выплачивал ей каждый месяц тысячу пятьсот марок. Он считал, что лучше, если мы будем воспитываться на родине. Судья предложил, чтобы один ребенок остался с матерью, другой — с отцом. Но мы не захотели разлучаться и таким образом остались здесь.
— А потом ваш отец женился на Сандре Робертс. Это произошло, когда вы еще не были знакомы с будущим мужем?
— Нет, уже были. Примерно с полгода.
— Выходит, неприязнь вашего мужа к Сандре Робертс проявилась уже потом, когда он понял, что вам жизненно важно получить большое наследство, а из-за Сандры Робертс это проблематично?
— Да. Понятно, он относился к ней не очень доброжелательно. Но для этого были…
Тут она вдруг сообразила, что их беседа была как-никак допросом, и замолчала.
— Прошу вас все-таки ответить, фрау Брацелес, мы ведь говорим о в общем-то естественных вещах, — сказал Кеттерле.
Однако, начиная с этого момента, ответы ее стали односложными, она ограничивалась лишь короткими «да» или «нет».
— И последний вопрос, — сказал наконец Кеттерле, — я даже не надеюсь, что вы сможете на него ответить. Вы случайно не знаете, каким мылом обычно мылась Сандра Робертс?
Некоторое время Зигрид раздумывала, какую же ловушку мог таить в себе этот на первый взгляд совершенно невинный вопрос. И решила, что никакой.
— Случайно знаю, — сказала она, — год или два назад Сандра настоятельно советовала мне мыть лицо только ядровым мылом. Оно открывает поры, — говорила она, — и хорошо очищает кожу.
— Так, — сказал комиссар. — Что ж, благодарю вас, фрау Брацелес. Пришлите ко мне на несколько минут вашего мужа.
Она встала, бросила на комиссара неуверенный взгляд и вышла из кабинета.
Когда вошел Ханс-Пауль, Кеттерле молча показал ему на стул и, откинувшись в кресле, несколько минут рассматривал его, не произнося ни слова.
— Когда вы в последний раз покупали новое платье жене, Брацелес? — спросил он затем и уселся поудобнее.
— В прошлом году, к рождеству, — ответил Ханс-Пауль, — и это было нам непросто.
Кеттерле кивнул. Словечко «нам» доказывало, что супружеские чувства у Ханса-Пауля все еще живы. Зигрид неправильно оценивала своего мужа. И Кеттерле понимал это. Но он понимал еще и другое. Для подобного сорта неуверенных в себе молодых людей стесненные обстоятельства были так же опасны, как и их противоположность. В конце концов такова система. Внезапно он осознал, что события трех последних дней повернули жизненные условия обеих пар ровно на сто восемьдесят градусов.
— Вы занимаетесь спортом? — спросил он Ханса-Пауля.
— Да.