С. 217 …«Е Р luribus Unum»… «Из многих — единое» (.латинск.): девиз, размещенный на гербе США.
С. 217 И Киннбоот, совершенно захваченный рассказом… Имя Киннбоота (Kinnboot), жадно выспрашивающего у Энгельхардта сведения о его жизни, может быть, неслучайно перекликается с именем одного из главных персонажей англоязычного романа
B. Набокова «Бледный огонь» (1962), Чарльза Кин- бота (Charles Kinbote). Роман Набокова выглядит как публикация поэмы американского поэта Шейда (Shade; эта фамилия означает «тень»), сопровождаемая комментарием его коллеги по университету Кинбота, фигура которого и сама, возможно, является фикцией, маской-псевдонимом. Первый набросок этого романа, фрагмент «Solus Rex», был написан на русском языке в 1939 г. О «Solus Rex» см. также комментарий к стр. 48.
C. 218 …и бормоча: sweet bejesus, that’s one heck of a story; или: just wait ‘til Hollywood gets wind of this; или: you, sir, will be in pictures… Примерный перевод восклицаний Киннбоота: «бог мой, что за классная история…», «вот погодите, когда в Голливуде об этом прознают…», «вы, сэр, попадете в кинофильм…» (англ.).
С. 218 …Энгельхардта уже нет среди нас… В романе, конечно, рассказано не о всех членах Солнечного ордена и не обо всех событиях, происходивших на острове Кабакон. Приведу некоторые дополнительные сведения.
В 1903 г., откликнувшись на письма Энгельхардта, на остров прибыли гельголандец Август фон Бетман-Альслебен (р. 1864), ранее написавший в соавторстве с Энгельхардтом книгу «Беззаботное будущее» (1868), и, примерно в то же время, другие колонисты (всего, по сообщению газеты «Нью- Зеланд Херальд», около тридцати человек). Среди них — Генрих Конрад, который приехал в июне 1905-го, но уже в октябре того же года вернулся в Германию, и Вильгельм Гейне, приехавший в ноябре 1905-Г0 и умерший два месяца спустя. Бетман, поссорившись с Энгельхардтом (возможно, из-за колонистки Анны Шваб, на которой он женился в середине 1906 г.), хотел вернуться в Германию, но умер на острове при невыясненных обстоятельствах в сентябре 1906 г. Анна Шваб после смерти мужа устроилась работать гувернанткой в доме губернатора Халя.
В 1905 г. Энгельхардт серьезно заболел и вынужден был пройти курс лечения в больнице Хербертсхёэ (откуда в конце концов сбежал). Демпвольф, врач больницы, уже в то время назвал его «параноидальной развалиной». В 1909 г. Энгельхардт назначил управляющего своей плантацией, вегетарианца Вильгельма Брадтке, который приехал на Кабакон в 1905 г.
К 1913 г., накануне войны, Энгельхардт оставался единственным белым человеком на острове. В 1915-м он был интернирован и провел три недели в Рабауле, в австралийском лагере для военнопленных. Потом его отпустили, как тяжело больного, и он вернулся на Кабакон, уже оккупированный Австралией. Его плантацию к тому времени захватил немецкий плантатор Вильгельм Миров, позже продавший ее своей жене-австралийке, чтобы земля не была экспроприирована Австралией. Энгель- хардт умер в начале мая 19x9 г. (тело было обнаружено б мая), его могила не сохранилась. Бывшая его плантация все-таки в 1920 г. перешла к австралийскому правительству.
В 1975 г., когда было провозглашено независимое государство Папуа — Новая Гвинея, бывшая плантация Энгельхардта на острове Кабакон была куплена у австралийской фирмы, которой она принадлежала, колонией нудистов, которая сегодня насчитывает около 400 членов и живет на соседнем островке Керавара. Кабакон и сегодня принадлежит этой колонии, но он теперь необитаем (Christina Horsten, Der Ritter der Kokosnuss kommt aus Nurnberg, in: NiirnbergerNachrichten, 24.12.2009).
C. 219 …д-ру Свену Мёнтеру (Университет Окленда) и профессору д-ру Герману Джозефу Хиэри (Байройтский университет). Свен Мёнтер — автор книги об Энгельхардте «Следуя за грезой о Южных морях» (Sven Monter. Following A South Seas Dream. University of Auckland, 2008). Герман Джозеф Хиэри — автор монографии «Германские тихоокеанские владения 1884–1914 (Hermann Hiery. The German South Pacific 1884–1914. Schdningh, 2001), где есть глава «Новая Гвинея как германская утопия: Август Энгельхардт и его Солнечный Север».
«…Будто реальность, и без того хрупкая, от него ускользает…»
Прочитано на Немецком радио 12.05.2013
Крахт, со своим романом «Империя», в 2012 году оказался на линии огня и стал мишенью для недоброжелательных журналистов. Его обвиняли в том, что он действует как приспешник правореакционных идеологов. Но прошло какое-то время, и теперь стал возможен более дифференцированный подход к этой книге.
Экхард Шумахер — профессор новейшей немецкой литературы и литературной теории в Грайфсвальдском университете. К сфере его научных интересов относятся теория СМИ и новых СМИ, современная литература, а также соотношение туризма и литературы. Кристиану Крахту он посвятил, среди прочего, опубликованную в 2009 году статью «Вездесущее исчезновение. Кристиан Крахт в Сети».
«…В какие-то моменты ему казалось, будто реальность, и без того хрупкая, от него ускользает; именно такое ощущение возникает у него и сейчас…»
То, что мы здесь — «сейчас», в третьей и последней части романа Крахта «Империя» — узнаем, как бы походя, об одном из романных персонажей, относится не только к этой фигуре. Романной фигуре, представленной нам в качестве «губернатора Халя», кажется, будто реальность (точнее: «реальность, и без того хрупкая») — не только «сейчас», но и в другие «какие-то моменты» — ускользает; но ведь и читателю кажется, будто реальность этого романа снова и снова от него ускользает.
Иногда читатель не сразу замечает такое, иногда это обнаруживается только при ретроспективном взгляде, распознается благодаря знанию конкретных деталей. И часто все это происходит, как в случае с губернатором Халем, в модусе возможного, который почти незаметно переходит в модус фантастического. Мы, например, не уверены, что от губернатора Халя реальность ускользает — ему только так «кажется»; мы постоянно сталкиваемся с расплывчатым, ненадежным, раздражающе мерцающим «как если бы», которое, не в последнюю очередь, относится и к самому читателю.
Перемещение угла зрения с автора на текст, с приписываемой роману идеологии на поддающиеся анализу особенности письма и повествования, возможно, не только позволит увидеть этот текст в новой перспективе, но и поможет понять, почему от участников дебатов о Крахте реальность его романа все в большей степени ускользает.
«Под длинными белыми облаками, под роскошным солнцем, под светлым небом сперва раздался протяжный гудок, потом судовой колокол настойчиво стал звать всех на обед, а малайский boy, мягко и неслышно ступая по верхней палубе, осторожным прикосновением к плечу будил тех пассажиров, которые погрузились в сон сразу после плотного завтрака. Судоходная компания „Северогерманский Ллойд“, черт бы ее побрал, бдительно следила, чтобы у пассажиров первого класса, благодаря искусству китайских поваров с заплетенными в длинные косички волосами, на столе каждое утро были великолепные плоды цейлонского манго сорта Альфонсо, разрезанные вдоль и искусно сервированные, яичница-глазунья с салом, а также маринованная куриная грудка, креветки, ароматный рис и крепкий английский портер».
Если прочитать эти первые фразы первой главы романа, присмотреться к действующим лицам, месту действия и историческому контексту «Империи» Крахта, то поначалу многое говорит за то, что мы имеем дело с более или менее конвенциональным, реалистически написанным историческим романом.
И вот мы уже готовы признать, что сто с лишним лет назад, в начале XX века, в эпоху колониализма, действительно можно было наблюдать то, что здесь запечатлел рассказчик — пусть иногда и немного беспомощный в описаниях, зато склонный к непринужденно парящим над описываемыми предметами, очень протяженным, слегка маньеристским, но спокойно развертывающимся предложениям-периодам.
Рассказывают нам аутентичную (в основных чертах) историю, подтвержденную историческими референциями и фактами: историю Августа Энгельхардта, примечательного и заслуживающего внимания аутсайдера, который, получив образование помощника аптекаря и испытав на себе влияние движения за целостное обновление жизни (Lebensreformbewegung), в начале XX века вдруг сорвался с места и отправился в тихоокеанские германские колонии. Там, в так называемых протекторатных землях Германской Новой Гвинеи, он основывает Солнечный орден: квазирелигиозное сообщество, которое, как предполагается, осуществит идеалы нудизма и вегетарианства, характерные для движения за целостное обновление жизни, на новой основе — уже не ограничивая себя мелкобуржуазными условностями Вильгельминовской империи.