Прокурор был совсем лысый, худощавый, с недоверчивыми колючими глазами, очень занятый, но главное, что меня поразило, он совсем не умел слушать. К тому же он был сильно не в духе и жаловался кому-то по телефону, что «Кузнецов - жулик такой, что пробы негде ставить, а туда же, пишет жалобы на прокурора. Обидели «честного человека»!
Я сидел на краешке стула, ужасно волнуясь, и мысленно убеждал его. По-моему, дело было ясное, и, как только прокурор меня выслушает, сразу прикажет выпустить Ермака. До сих пор я убежден, что так оно и было бы… если бы он меня выслушал. Но все горе было в том, что этот человек, без сомнения образованный и опытный, совсем не умел слушать!
- Я вас слушаю,- сказал он сухо, с треском положив телефонную трубку. Но тут же нажатием кнопки вызвал секретаря и отдал какое-то распоряжение.
Я решил быть предельно кратким, но главное надо было растолковать ему. Главное - что Ермак не способен на плохое. И как ему угрожал Великолепный. Товарищ Недолуга сразу меня перебил. Задал несколько вопросов обо мне. Я представился и опять начал про Ермака.
- Дружок, значит? - опять перебил он и покачал лысой головой.
- Мы с пятого класса дружим. Я его знаю, как…
- Дружников… Дружников… Это что, тех самых Дружниковых? Дед - академик, отец - летчик?
- Папа теперь работает на морзаводе,- пояснил я и начал снова: - Дело было так…
- Отец Зайцева - рецидивист…- задумчиво перебил он. - Станислав Львович! Да. Он теперь в колонии. Вы не знаете, какой Ермак! Он комсомолец, это кристально чистый…
- Комсомолец, который грабит квартиру! Что же вы смотрели - общественность, комсомол?
- Дайте я расскажу по порядку! - взмолился я.
Опять зазвонил телефон. Я подождал, пока Недолуга положит трубку.
- Это все подстроили Великолепный и Князь. Они воры. Понимаете?
- Так-так, очень интересно! Зайцев встречался с ними? На две минуты он набрался терпения и выслушал, как мы встретили «шатию» в Священной роще. Но о том, как мы возвращали долг, он уже слушать не мог.
- Все понятно,- сказал он грустно.- Вас вызовут…
Я все еще порывался растолковать ему, но он уже нажал кнопку и велел секретарю принести папку с делом Кузнецова. Видимо, он все время о нем думал. Мне пришлось уйти.
Удивительное дело! Теперь я знаю, что неумение слушать - распространенная болезнь нашего нервного века. И особенно плохо, если ею страдают те, кто поставлен специально для того, чтобы выслушать человека.
Выйдя от прокурора, я был настолько измучен, что еще момент - и разразился бы слезами. Но взял себя в руки: ведь все еще только начиналось.
На улице я долго соображал, что же мне делать. Потом решил найти Ермакова следователя. Ведь был же у него свой следователь, раз ему пришивали какое-то дело. Я вернулся в прокуратуру, столкнувшись на лестнице с прокурором. Он, кажется, не узнал меня. Захлопотанный какой-то человек! Я зашел опять в приемную и все, что хотел рассказать ему, рассказал секретарше.
Это была молоденькая, но очень деловитая и решительная девушка, подстриженная под мальчика, в узкой юбке и туфельках на тонюсеньких каблучках. Ее звали Рина, и она умела слушать не перебивая, с большим интересом.
- Судебная ошибка… Бывает,- сказала она.
- Еще не судебная,- напомнил я.- Требуется не допустить до суда. Где мне найти следователя?