— Вы имеете в виду — очень не своевременно. У нас есть дела поважнее!
— Более важные дела, чем послание от Хэри Селдона? Я с вами не согласен.
Фара становился все более похож на Папу Римского, и Хардин внимательно за ним следил. К чему он клонит?
— Дело в том, — бодро продолжал Фара, — что вы, по-видимому, забыли, что Селдон был самым великим психоисториком своего времени и основателем Фонда. Вполне логично предположить, что он применил свою науку, чтобы предсказать развитие событий на ближайшее будущее. А если он так и поступил — что представляется вполне возможным, как я уже говорил, — то, вероятно, он мог найти способ предупредить нас об опасности и, может быть, подсказать решение. Как вы знаете, Энциклопедия была делом его жизни.
Его слова застали присутствующих врасплох. Пиренн откашлялся.
— Не знаю, что и сказать. Психология — великая наука, но среди нас, если я не ошибаюсь, психологов нет. Мне кажется, мы зашли в область гипотез.
Фара обратился к Хардину:
— Вы изучали психологию у Алурина?
— Но я так и не закончил учебу. Я устал от теории. Я хотел стать инженером-психологом, но у нас не хватало для этого оборудования, и я ушел в политику, что ненамного хуже. Практически это одно и то же.
— А что вы думаете о Камере?
— Я не знаю, — осторожно ответил Хардин.
Больше он не сказал ни слова даже тогда, когда речь снова зашла о Камере и Императоре.
На самом деле он даже не слушал. Он напал на след, и картина понемногу начала проясняться. Понемногу.
И ключом к разгадке была психология. Он был в этом убежден.
Он отчаянно пытался вспомнить теорию психологии, которую когда-то штудировал. Но одно он понял сразу.
Выдающийся психолог, такой, как Селдон, мог проникнуть во внутренний мир человека достаточно глубоко, чтобы предсказать крутые повороты будущего.
Вот только бы на этих поворотах не занесло.
Лорд Дорвин взял понюшку табаку. Его длинные волосы красиво вились, и было видно, что парикмахер над ним потрудился. Он то и дело поглаживал пушистые баки. Свои мысли он старался выражать как можно точнее, и при этом сильно картавил.
Тогда Хардин не сообразил, почему вид благородного Канцлера сразу вызвал у него неприязнь. Впоследствии он припомнил изящные жесты, которыми тот сопровождал свои слова, и тщательно отрепетированный, снисходительный тон его высказываний.
Но сейчас важно было его разыскать. Полчаса назад он исчез вместе с Пиренном, совершенно исчез, словно его ветром сдуло.
Хардин был уверен, что его отсутствие во время предварительного обсуждения вполне устроит Пиренна.
Но Пиренна видели в этом крыле здания и на этом этаже. Нужно просто попробовать каждую дверь. Одна из них открылась, и он вошел и полутемную комнату. Профиль лорда Дорвина с его затейливой прической был отчетливо виден на фоне освещенного экрана.