Мошенники широко улыбнулись.
— Одеваю вас чисто и изящно… Еще более широкая улыбка.
— Даю вам квартиру… — Ого!
— Следовательно, ежедневное содержание в два доллара выделяется на еду и на мелкие расходы.
Улыбка стала безграничной.
— Кроме того, — продолжал холодно Бам, — в случае опасных ранений…
— Как? — подскочили мошенники.
— Или в случае смерти…
— В случае смерти?!
Улыбка полностью исчезла, уступив место самой кислой гримасе.
— Итак, — сказал Трип, — мы будем подвергаться… будем ранены…
— Или погибнете. Да, я не шучу. Сегодня вы — как я вчера — занимаетесь делом, самым высоким достижением которого является виселица, если ей не будет предшествовать смерть от пули полисмена, что весьма нежелательно для джентльмена… Я повторяю вам, что вы солдаты. Нет борьбы без риска. Я только утверждаю, что раненые или убитые, вы, по крайней мере, будете иметь удовольствие пасть благородно, а не в толпе уличных бродяг…
— Разумеется, — заметил Моп не без иронии, — это в корне меняет дело.
— Шутить будем потом… Вы начнете с хорошими деньгами издавать газету,
— Недельную?
— Ежедневную газету, что сразу закрепит за вами почетное место в прессе вашей страны. Я все подготовил. Сначала название…
Бам вынул из кармана корректурный лист, на котором можно было прочесть:
"Финансово—Коммерческая Девятихвостая Кошка".
Трип взял корректуру и осмотрел ее С улыбкой видимого удовольствия.
— Добрые друзья мои, — сказал Бам, — грустно, но несомненно, что весь деловой мир наводнен бездомными негодяями, не имеющими ни кола, ни двора, без чести и совести, сделавшими смыслом жизни грабеж, вымогательство и разорение честных людей…
— У нас слишком много примеров этому, — вздохнул Моп, опечаленный столь плачевным состоянием нравов своего отечества.
— Общественная совесть возмущается, — говорил Бам, подчеркивая каждое слово подобно терпеливому проповеднику, — да, я повторяю, она возмущается… Пора возвратиться к неписаным законам чести… Пора изгнать плетью этих бесчестных продавцов, которые превратили храм в грязный рынок низости.