— Какой такой бизнес?
— Обычный. Графу нас заказали.
— Письмо, переданное по дороге! — осенило, наконец, господина Гольдберга.
— Оно, родимое, и несколько слов, переданных на ушко милейшему сэру Томасу.
На некоторое время в помещении наступила тишина. Евгений Викторович в совершенно расстроенных чувствах переваривал свалившееся на него новое знание о деловых обычаях и традициях гостеприимства европейского средневековья. Почтенный депутат же с нескрываемым удовольствием наблюдал за всеми перипетиями мыслительного процесса, каковой крупными мазками был нарисован на несчастной физиономии господина историка.
— И к-кому мы могли понадобиться? — прервал, наконец, молчание господин Гольдберг.
— Полагаю, скоро узнаем…
На впавшего в совершеннейшую депрессию историка-медиевиста больно было смотреть. Одна только мысль о встрече с их таинственным "заказчиком", помноженная на профессиональные знания о методах ведения беседы, что приняты были в эти суровые времена, вводила господина Гольдберга в полнейший ступор.
То ли по этой причине, то ли по какой еще, но рука господина Гольдберга потянулась к кувшину с вином, последовал глоток… потом другой… потом третий… Господин Дрон спохватился, когда достойный представитель народной интеллигенции уже опустошил свой кувшин и добрался до второго, выхлебав его чуть не на половину.
— Эй-эй, Доцент, ты не слишком разогнался?
Увы, было уже слишком поздно. Выпитое вино на редкость удачно легло на старые дрожжи, и с господином Гольдбергом случилась очень большая неприятность. Нет-нет, государи мои, совсем не то, что вы подумали! В нем проснулась совесть историка. Хотя, если как следует разобраться, лучше бы с ним случилось именно то, что вы таки-да, подумали!
Господин Гольдберг взглянул на своего спутника совершенно трезвыми — разве что с очень расширившимися зрачками — глазами, какие могут быть только у в хлам пьяного человека, и на диво внятным текстом доложил. Что, даже если им удастся выбраться из узилища, он никуда более не поедет и никого спасать не будет. И господину Дрону не даст. И пусть все идет, как идет. Правда, на этом внятность мысли и связность речи господина Гольдберга все же покинули, и далее разговор продолжался уже в нормальном для изрядно выпившего человека ключе. Дескать, "а если из-за этого ему придется… ик… умереть, как человеку Знака, не исполнившего свое предназначение, то и пусть…". Он, Евгений Викторович Гольдберг, к этому… ик… готов и смерти не боится.
— Ты п-пойми, Сергеич, — со все усиливающимся заиканием вещал он, — вот мы, д-пустим, спасаем Ричарда, он н-р-р-м-льно доб-р-р-аэтся до Египта, все классно, ик… Все! История п-шла другим п-тем. Изменения накап… ик…капливаются, как снежный ком. А? И что дальше? Может в этом новом в-рианте истории не случиться Шекспира? Ле… ик… онардо да Винчи? Ньютона, Эйлера… ик… Л-бачевского? Ты, ик… пнимаэшь, чт-мы с тобой на исто-о-о-рию зам-хнуться птаэмся?! На ы-сторию! На э-сторию Человеч… ик… ства!!! Чтобы р-р-р-аз, и нету!!! И все п-другому! Вот ты лично, С-ргеич, готов взвалить на…сбя такую ответ…ик…ствность? Я — нет, лучше см-рть…!
Терпеливо выслушав всю эту ахинею, господин Дрон с сожалением посмотрел на тазик с водой, приготовленный заботливыми тюремщиками, надо полагать, для омовения рук, слегка вздохнул — а куда деваться, надо — и одним движением вылил воду на потрясенного таким поворотом дискуссии собеседника. Затем аккуратно взял его двумя руками за грудки и мелко-мелко потряс, как собака отряхивает воду после купания. После чего так же аккуратно посадил обратно.
— Ну, протрезвел немного?
Мокрый, с широко распахнутыми от удивления глазами, где на ресницах оставались еще капли от незаказанного купания, господин Гольдберг выглядел довольно комично. Но расслабляться в этой связи господин Дрон не собирался.
— А, пожалуй, и к лучшему, что тебя так расколбасило. — Сладкая улыбка владельца заводов-газет пароходов не обещала ничего хорошего. — Просто даже замечательно! Ты, сучий кот, меня на одну ва-а-а-а-жную мысль натолкнул. — Широченны ладони уперлись в жалобно скрипнувшую столешницы, а залитые бешенством глаза приблизились к самому лицу несчастного доцента. — До сей поры мне просто выбраться из этих средневековых пердей хотелось. Обратно вернуться, туда, в наш мир. А теперь я думаю, что спешить не стоит. У меня, скажу я тебе, здесь дела появились. Помнишь, поп в замке говорил, что за выполнение миссии исполнение желания полагается? Так вот, у меня — спасибо тебе — ба-альшое желание образовалось. И я ради его исполнения, пожалуй, потружусь на совесть. Хочешь знать, какое?
— К-какое? — робко проблеял насмерть перетрусивший историк.
— А вот, мля, какое!!! Чтобы Историю твою…! Я тебе расскажу, какое — времени у нас вагон! История, говоришь? — Зловещее шипение Капитана не обещало его собеседнику ничего хорошего. — Историю, значит, пожалел? Доцентство в жопе заиграло? Ну-ну! Вот только клал я на твою историю… С прибором, мля! Нет, вы посмотрите на этого умника! А? А ты, умник хренов, посмотри на свою Историю! Ее же из-за горы, мля, трупов ни хера не разглядишь! Голимое кладбище невинно убиенных. Вся твоя История — это трупы, трупы и трупы… горы трупов, вот и вся твоя История… Ты сам, с-сука, лично хоть один труп нюхал? Нет? А мне, знаешь ли, приходилось, и не раз! Дерьмовое это занятие — трупы нюхать, да вот только деваться некуда было!
Или ты решил, что твою говенную Историю еще можно как-то испортить? Так вот, сука, информирую раз и навсегда: испортить ее невозможно! Говно не портится!!! Уж не знаю, удастся ли нам в ней что-нибудь улучшить или нет, а вот ухудшить точно не получится. Некуда ее, мля, ухудшать! Понял-нет?!
Яростная вспышка владельца заводов-газет-пароходов явно потрясла господина Гольдберга. Весь алкогольный морок мгновенно выветрился из головы, а на освободившееся место поселилось тоскливое ожидание неприятностей. Однако господин Дрон, спустив пар, выглядел, наоборот, вполне успокоившимся. Кинул историку тряпку, накрывавшую его кучу соломы, сел напротив.
— Хочешь, расскажу, как я из капитана нашей непобедимой и легендарной угодил в бандиты?