Собеседники уставились друг на друга, силясь переварить свалившуюся на них информацию. Первым справился господин депутат.
— Ладно, без разницы. Наверх выберемся — и так все узнаем. Куда попали, зачем попали… Валить отсюда нужно. Факела не резиновые. Что-то меня эти каменные стены напрягать стали. На воздух хочу. Значит так. На мне вооруженное охранение, а ты мешок бери. Да не смотри, что большой. Там, почитай, одна бумага и осталась, так что весу немного. Ну, перец правда еще… Давай-ка и факелов туда же покидаем. Ничего, утянешь — без огня под землей совсем кисло будет. А охране руки поклажей забивать — сам понимаешь, последнее дело!
Сам олигарх тем временем повесил на плечо свой гигантский меч — совсем, как винтовку на ремень, закрепил на броне кинжалы и один палаш. Второй взял в руку, вооружился факелом и кивнул господину Гольдбергу:
— Ну, веди, Сусанин!
— Я конечно дико извиняюсь, но тогда уж Моисей…
Нормандия, замок Жизор, 15 января 1199 года
Шаркающей стариковской походкой Жак Лошадиное ухо миновал поперечную галерею, и пламя факела осветило низкие своды тоннеля, ведущего на нижние уровни. Он служил в замке всю свою жизнь. Сначала мальчишкой на побегушках, затем помощником, и вот уже более тридцати лет — господином смотрителем замковых подземелий. Ну, господином-то, это уж больно громко сказано! Так, присмотреть: где решетка расшаталась, где двери от сырости повело, где замки приржавели… Да самому же по большей части это все и смазать, отремонтировать, поправить. А чего, дело-то привычное.
И при старике Генрихе, Царство ему Небесное, и при тамплиерах, и при молодом Ричарде, и при Филиппе, когда он в отсутствие законного владельца Жизор себе забрал… Да, господа меняются, а старый Жак все здесь… Куда ж без него? Не полезет же король или пусть даже господин коннетабль в подземелье решетку чинить. Или там, петли смазывать. А Жаку оно и нетрудно вовсе. Привык за столько-то лет. Нет, без Жака Лошадиного уха здесь никуда.
Прозвище свое он еще мальчонкой получил. Это когда господин главный конюший попросил его хозяйского жеребца минутку подержать. Малая нужда, вишь ты, с ним приключилась. Да нет, не с жеребцом, а с господином главным конюшим.
Ну, только он отошел по нужде-то, а жеребец возьми, да и взбесись! То ли оса его под хвост ужалила, то ли еще чего… Жак на поводьях повис, да куда там! Скотина голову как вздернет, его тогда, аж подбросило! А потом зубами хвать — пол правого уха, как не бывало! Вот тогда и стал он Лошадиным ухом.
Сколько себя Жак помнил, наверху о замковых подземельях всегда чего только ни болтали! И нечистая сила, мол, тут водится. И клады заколдованные зарыты. И привидения просто табунами бегают. Вот ведь, попустил Господь языки точить!
Уж если бы чего и было, кому, как не Жаку, об этом знать! Да только нет здесь ничего. Камни, да железо. Крысы, да мокрицы. Вот и все дела. Нет, когда пленных или, к примеру, бунтовщиков каких сюда спроваживают, оно бы и ничего. Какое-никакое, а развлечение! А так — тишина. Хоть бы и впрямь, привидение объявилось, что ли!
В этот момент неспешные размышления старого Жака были неожиданно прерваны. Странные звуки, донесшиеся из-за поворота, больше всего походили на скрип давно не смазанных дверных петель. Скрип сопровождался звуками, какие обычно издает волокущийся по камню камень. Жак похолодел! Именно так звучат открывающиеся каменные двери.
Двери… какие двери?! Ведь за поворотом тупик! Там коридор заканчивается, и больше ничего нет!!! — Теперь Жака окатило волной жара.
— Господи, всемогущий, всемилостивый! — взмолился Жак. — Спаси и сохрани! Господи, всемогущий, всемилостивый! Спаси и сохрани! — Жак попытался было бежать, но ноги отказали старику.
В немом отчаянии он прижался к холодной стене, желая только лишь одного: слиться с ней, превратиться на время в серый, влажный камень! Чтобы только не привлечь внимание тех, кто появился там, из подземелья. И кто вот-вот шагнет сюда…
Вот угол коридора осветился пламенем приближающегося факела. Вот факел показался из-за поворота. Держащая его рука принадлежала невысокому чернявому и горбоносому человечку, до безобразия походившему на тех, кому всякий добрый христианин просто обязан хотя бы плюнуть вслед.
За первым второй! Всем своим видом он напоминал страшные сказки о горных троллях. Огромного роста, так, что приходилось пригибать голову, чтобы не удариться о потолок коридора. Неимоверно широкие плечи, весь покрыт какой-то невиданной броней — уж на что Жак повидал господ рыцарей за многие годы жизни при замке, но чтобы такое…!
— Господи, всемогущий, спаси и сохрани! — еще раз, на сей раз вслух, простонал старый смотритель, и широко перекрестил движущиеся к нему привидения.
Последние, впрочем, и не думали развеиваться по ветру. Лишь шествующее впереди привидение чернявого пробормотало нечто странное. Что-то вроде: "Ага, нормандско-французский диалект, ойльская языковая группа… Кое-что проясняется!" Это, разумеется, если бы старый Жак понимал язык привидений.
Затем смуглое лицо привидения приблизилось к Жаку и на очень странной, но точно церковной латыни поинтересовалось:
— Кто ты? Как тебя зовут? Встань, не бойся…