— Ты ведешь себя, как девчонка. Если Вошели узнают правду!..
Для нее не существовали ни Бернар, ни его мать, а только блок Вошель, который она не любила. Впрочем, она не особо беспокоилась, ибо была поглощена противоборством со Стефаном. Она только смотрела на меня и покачивала головой так, будто я страдала неизлечимой болезнью.
Действительно, неизлечимой! Несмотря на нескончаемое безумие, я понимала, что долго так продолжаться не может, что силы однажды разом покинут меня, как сдает внезапно переутомленное сердце. Порой мне даже хотелось этого. Вечером Бернар иногда задерживался у моей постели. Он смотрел на меня с любовью, переполняемый желанием и отчаянием.
— Ты похудела, Кристина.
Он протягивал руку к моей с желанием хотя бы слегка потрогать меня, а я старалась изо всех сил не уклоняться от его прикосновения. То, что принадлежало Доминику, было только его — Доминика — собственностью. Потом… Я предпочитала не думать, что будет потом.
И тем не менее это «потом» настало, внезапно, в спальне Доминика. Войдя, я увидела на кровати открытый чемодан и схватилась за дверь, чтобы не упасть.
— Ты уезжаешь?
— О, всего на несколько дней! — ответил он. — Мне нужно заглянуть в галерею к Креллу.
— Когда?
— Да прямо сейчас. Самолет на Нью-Йорк вылетает в четыре.
— А если бы я не пришла, ты бы вот так и уехал, не предупредив?
Он обнял меня, покачивая в своих объятиях и ласково целуя мои глаза, останавливая навернувшиеся слезы.
— Крис, я ведь вернусь на следующей неделе. Это не поездка и даже не отсутствие. Простое передвижение. Блошиный прыжок.
Я инстинктивно почувствовала, что он врет, что он попросту выбрасывает меня за борт и никогда не вернется. Мне удалось выдавить из себя, не разрыдавшись:
— Я провожу тебя в Руасси.
Я почувствовала его мимолетное замешательство.
— Конечно же, — воскликнул он. — Я на это и надеялся. В любом случае я бы тебе позвонил, ведь ты всегда у матери. Кстати, как она? Как ее ревматизм? Мы бы с ней поладили, если бы у нас было время поближе познакомиться. Она женщина с опытом.
— А я нет?
— А ты нет. Ты слишком сентиментальна.
И он непринужденно засмеялся, чувствуя себя в своей тарелке. Велел консьержу заказать такси.
— Половина третьего, и нужно учитывать пробки. Давай, Крис, пошли. И не принимай такой траурный вид.
С этого момента — я хочу подчеркнуть для своих читателей этот факт — все становится чрезвычайно важным. Я хочу отметить все: громкий гул аэропорта, бесплотный голос, объявлявший вылеты и прилеты, запах топлива, отдаленный грохот взлетавших самолетов… Все это я слышала, впитывала и, что особенно важно, стояла рядом с ним, чтобы удержать хоть какую-то часть его, а каждое пролетавшее мгновение было мучительным. «Он здесь, но через сорок пять минут его тут уже не будет… Через тридцать… Двадцать пять… И когда он пройдет вон через ту дверцу, на меня надвинется смерть». И последняя минута неминуемо настала.