Увидя нас, хозяин домика, где мы оставили лошадь, быстро пошёл навстречу.
- Наконец-то пришли! - сказал он, обращаясь к Михалычу. - А я уж вас жду, жду, хотел даже в лес бежать искать.
- А что случилось?
- Да жена ребёночка родить собралась. А не задалось что-то. Так мается, так мается - страшно глядеть. Помогите, сделайте божескую милость.
- Лучше давай отвезём в больницу, - сказал Михалыч.
- А может, как-нибудь обойдётся и без больницы… - робко ответил Фёдор Иванович.
- Ну, сейчас посмотрю. Вынесите мне мыло, чистое полотенце: руки после грибов вымыть почище надо. Может, водка есть, протереть их.
- Всё, всё дадим, - засуетился хозяин.
Михалыч вымыл руки, протёр их водкой и ушёл вместе с хозяином в дом.
Мы с мамой остались во дворе возле нашей тележки. Распряжённая лошадь стояла тут же и не спеша, лениво жевала сено. Около неё расхаживали куры. Было тихо, спокойно, и приятно попахивало навозцем и свежим сеном.
Вдруг из дома послышался страшный крик.
- О господи! - вздрогнула мама.
Крик повторился ещё и ещё.
На меня напал такой страх, что я боялся двинуться с места, боялся даже пошевелиться.
«Ни за что, ни за что не буду врачом! - пронеслось в голове. - Как это страшно!»
А крики и стоны всё продолжались.
- Юра, пойдём на лужок, посидим там.
Я, как во сне, пошёл вслед за мамой. Но и вдали от дома крики и стоны были тоже слышны.
Случайные прохожие останавливались, прислушивались. Многие женщины набожно крестились.
И вдруг в доме всё смолкло.
- Мама, она не умерла? - в уносе спросил я.
Мама прислушивалась, не отвечала, и от этого становилось ещё страшнее, страшнее до жути. Ещё минута, и я, наверное, тоже бы закричал или лишился чувств. Но в это время дверь в домике широко растворилась, и на пороге появился Михалыч. Он махнул нам рукой. Мы подбежали.