– Ничо. Новые вырастут. Чай, не задохлик вроде вас, хумансиков, – хладнокровно парировал конюший.
– Слышь, мужик, кончай рэкет, – вдруг посерьезнел Аррек. – Не видишь, что ли, с нами дамы? Пусти в тепло, а там уж обсудим вопросы платы.
Так это что, было прояснение размеров оплаты?
Гоблин, кажется, только сейчас заметил меня и Нефрит, спрятанных за широкими спинами мужчин. И мгновенно посторонился, пропуская всю компанию навстречу теплу и свету уютной и удивительно чистой конюшни. Почти эль‑инский подход к отношениям полов. Я сбросила капюшон, легким, будоражащим изменением готовя тело к новым условиям, и с любопытством огляделась. Конюший уже помогал Нефрит спуститься, галантно подставив свою огромную лапищу вместо лесенки и удерживая повода ее зверя.
– Вы, сударыни, уж простите великодушно, не приметил. Чо ж ты, гад, сразу не сказал, что дамы мерзнут? Нет, пророка тут из себя строит…
Мне оставалось только удивленно поднять брови.
Мягко спрыгнув на посыпанные хвоей доски рядом с Арреком, я не без облегчения передала странному груму свою исстрадавшуюся скотинку. Тот посмотрел на обгорелый мех, покачал головой и увел животных куда‑то вглубь, тихо разговаривая с ними на незнакомом языке.
– Это что? Аррек улыбнулся:
– Гоблин. Из горных.
– Еще и равнинные есть?
– Но… в Ойкумене вроде не осталось разумных существ, кроме людей! По крайней мере таких, о которых людям было бы известно.
– Все эти народы в большинстве своем берут начало от людей. Генетические эксперименты, магические трансмутации, просто естественный отбор: мало ли что могло случиться. Вообще, в Диких Мирах много есть такого, чего вроде как быть не должно. В той же Лаэссе, хоть она и человеческий город, можно найти и эльфийское посольство, и рабочие мастерские гномов, и несколько городских кварталов. Разве ты не почувствовала?
– Нет… То есть почувствовала, конечно, но они не ощущались как чуждое. Просто люди со странной внешностью и странными снами.
– Да, эль‑ин было бы там прижиться куда как труднее…
Л'Рис, мгновенно усвоивший, как тут нужно себя вести, остался громогласно и грубо, получая от этого процесса огромное удовольствие, торговаться с подоспевшим хозяином. А остальных тут же провели вниз в комнаты. Коридор был неподражаем: феноменально грязный, темный, обильно устланный валяющимися тут же пьяными в стельку постояльцами, через которых приходилось перебираться, точно через поваленные деревья. Ростом эти ребята, может, и уступали эль‑ин, но вот в обхвате их точно хватило бы на нескольких наших.
Лучшие покои здесь были расположены в недрах скалы, врубленные прямо в твердую породу, и ценились главным образом, кажется, за стратегическую защищенность. Но сами комнаты меня приятно удивили: скудно обставленные, с меховыми шкурами вместо покрывал, они были сравнительно чистыми и очень теплыми. Что и требовалось.
Аррек удовлетворенно огляделся:
– Приятно знать, что со времени моего последнего пребывания это место так и осталось лучшим в городе. Я фыркнула.
– О, Антея, ты, право же, не видела по‑настоящему грязных гостиниц.
– Видела. Я пять лет прожила в Ойкумене, из них половину – в студенческом общежитии. Глупости все это: кровати, простыни, которые приходится стирать. Гораздо проще было бы уцепиться за какую‑нибудь ветку и завернуться в крылья.
– Люди – не летучие мыши. Не порть нашу маскировку, она и так уже трещит по швам. Я обреченно вздохнула:
– Опять прикажешь залезать в юбку? Он сделал драматическую паузу, любуясь моим вытягивающимся лицом:
– Нет. Халисса – одно из тех редких мест, где отличительным признаком благородной дамы можно считать потрепанную кольчугу и меч, болтающийся на бедрах.