– Вы поняли, что я имею в виду.
– Да, – ответила она сразу на оба вопроса, – Дарай‑князь Аррек – из младшей генетической линии, потому и не может наследовать. В его жилах слишком много не совсем аристократической крови. В том числе и близкой к моей.
– Насколько близкой?
– Арры не всегда измеряют кровное родство так, как остальное человечество. Особенно когда замешаны особые генетические анналы. Наши индивидуальные ген‑карты совпадают на 26, 3 процента. Я на полтора века старше. И по отношению к нему являюсь, наверно, чем‑то вроде тети.
– Поня‑ятно. – Это действительно многое объясняло, но, к сожалению, имело мало отношения к тому вопросу, который сейчас был наиболее актуален. – Нефрит, вам в последнее время не снились сны?
Если ее и озадачивали резкие скачки от темы к теме, внешне это никак не проявлялось.
– Я – Ощущающая Истину, Антея‑эль. Видящая, как вы нас называете. Сны для меня – окно в прошлое и будущее.
– И вновь вы не ответили.
– Да. – Длинная пауза. – Я видела женщину, скрытую под черной вуалью, лицо ее сияло, но не так, как сияют лица дараев. Я видела, как женщина пела над костями, кости оживали, а миры замирали, ожидая исхода этой песни. Вероятности сходились в одной точке, нужно было повернуть в одну или в другую сторону. И я должна была решить, в какую именно.
Она говорила так спокойно, так рассеянно, и я вдруг поняла, кого напоминает эта арр‑леди. Не бесподобную Вииалу, нет. Если бы Нефрит выпала судьба родиться на небесах Эль‑онн, она принадлежала бы к клану Расплетающих Сновидения, к тем, кто живет в мире туманных и могущественных видений, в тесном соседстве со сводящими с ума всех остальных великими силами. Даже имя ее было таким, какое могла бы получить дочь одной из древнейших генетических линий Нед'Эстро.
Я смотрела на чуть хмурящуюся женщину и пыталась представить себе, как видит она мир. Какой должна представляться реальность той, которая под всеми слоями смыслов и значений зрит в самую суть, в крошечное зерно Истины, глубоко запрятанное в каждом предмете? Каково это: видеть за жестами и словами громады древней причинности? Эти цепи, тянущиеся из прошлого в будущее, которые заставляют нас принимать те или иные решения…
В какой точке сознание отказывается воспринимать массивы информации, заменяя их гибкими и туманными конструктами? Конструктами, которые можно назвать как угодно. Даже архетипами.
Так каков же мир овеществленных древних образов и мифических призраков? И чем я должна казаться женщине, живущей в таком мире?
Нефрит поймала взгляд моих широко раскрывшихся в изумлении глаз, бархатные губы чуть сморщились в горьковатой усмешке. Щеголеватые каблучки ударили в бока небольшой коричневой лошадке, и та с облегченным ржанием рванула вперед, оставляя далеко позади моего бесноватого черного скакуна и его озадаченно и испуганно притихшую всадницу.
А Л'Рис все читал стихи, тихо, будто для себя одного. И хотя большую часть я по усвоенной за десять лет привычке пропускала мимо ушей, кое‑что звенело в душе, ударяя по туго натянутым струнам.
Я, верно, болен: на сердце туман,
Мне скучно все – и люди и рассказы,
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.
Я ехала, автоматическим напряжением колен удерживая равновесие и указывая коню направление, а глаза смотрели невидяще, мысли плыли далеко‑далеко. Да, я больна, больна… Ох, Нефрит, мальчики, что же мы делаем? Эль, на твою мудрость уповаю, но не на твое милосердие, ибо не было у тебя отродясь ничего подобного…
Мне чудится (и это не обман):
Мой предок был татарин косоглазый,
Свирепый гунн… Я веяньем заразы,
Через века дошедшей, обуян.