Смерть немецким оккупантам!“
…Что-то сильно давит на грудь. Дышать нечем.
— Газы!
— Всем отойти в дальнюю глубину! — нахожу в себе силы крикнуть. — Приказываю… в глубину…
Раненые не могли отойти.
Похоронили многих.
— Конец, что ли? — кричит Леня. — Полундра! Я эту машину расшибу.
Какое мужество! Трудно было, но Карацуба сдержал свое слово: ночью с группой бойцов Леня подорвал машину, которой фашисты нагнетали в подземелье газ.
…Николай Шкода настороженно смотрит в потолок:
— Слышишь, Михаил Григорьевич? Бурят.
Грохнули взрывы… Один, второй, третий…
Уже произведено шестьсот взрывов. Варвары! Подлые убийцы. Утром захрипел репродуктор, установленный немцами наверху, у пролома. Потом звонко, отчетливо:
— Господин Поважный, если вы выйдете из каменоломен без оружия, немецкое командование гарантирует вам жизнь и хорошее обращение.
Наш ответ: взорвать репродуктор.
Калабуков говорит:
— Тоже дураков нашли, — он доволен удачной операцией, советует мне попробовать связаться с Центральными катакомбами: мы убеждены, что там сражаются наши бойцы. У нас нет ничего — ни продуктов, ни воды. Камни высохли, оружие заржавело, смазывать нечем, может быть, товарищи из Центральных каменоломен помогут нам.
Калабуков берет с собой сержанта, Я даже фамилии не знаю этого младшего командира: он из той роты, которая была сформирована из прибившихся к нам бойцов. Рота эта уже никогда не выйдет из катакомб. Она полностью погребена взрывом в слепом отсеке. Узнают ли когда-нибудь имена этих мужественных людей? Я запомнил лишь фамилию политрука — Таранин, кавалерист, в папахе…
Ушел Калабуков. Ждем два дня. Леня качает головой.
— Ты что, Карацуба…
— Калабуков убит, там, неподалеку от входа, а сержанта нет. Я им сейчас брызну в лицо огнем, — он берет автомат. — Меня… взрывами не возьмешь. — Опухший, продымленный, он, качаясь, шагает к выходу. Слышится взрыв гранаты. Я вздрагиваю.
— Леня, осторожно!..
Не вернулся Карацуба. Не вернулась и Зина. Придется ли встретиться? Дочь моя, ты слышишь?..