Я и ушёл.
А вечером гляжу, она в наш двор с бидоном идёт. Хотел я её сначала не пустить, а потом думаю: чего я её не пущу? И пустил.
Сегодня после уроков я опять пошёл к ним во двор, а она меня опять не пустила. Ничего, вечером она опять к нам пойдёт с бидоном, а я её опять пущу. Всё равно ей наконец стыдно станет, что я её пускаю, а она меня нет.
Если я что-нибудь не так сделаю, мама мне обязательно скажет:
— А вот Кока бы так не поступил.
Если я не хочу на ночь умываться, сразу слышишь:
— Коке и говорить бы не пришлось, сам догадался бы.
А если что хорошее сделаю — посуду чисто вымою или пол подмету со всеми углами, и тут мама Коку вспомнит:
— Ну, молодец, совсем как Кока.
Кока — это у мамы в детстве друг такой был. Он всё всегда делал как полагается.
И вдруг на прошлой неделе звонит телефон. Мама подошла, поалёкала, поговорила, а потом как закричит:
— Кока, милый, это ты? Правда?
Я ушки на макушку — слушаю. Мама кричала, так кричала, не поймёшь толком что, а потом скорее стала одеваться.
— Ты куда, мам? — спрашиваю. А сам уж догадался куда. Просто мне хотелось, чтоб мама про меня вспомнила.
Мама и правда вспомнила обо мне.
— Собирайся, — говорит, — поедем вместе. Тебе полезно на хороших людей посмотреть.
Поехали мы в гостиницу «Октябрьская». Поднялись в лифте на третий этаж. Нашли комнату 307.
В комнате за столом сидит мальчишка. Ну такой чистый, такой глаженый, такой вежливый — ну Кока и Кока.
— Здравствуйте, — говорит он. А сам вскочил и маме стул придвигает.
Мама даже вздохнула:
— Вылитый Кока. Такой же был.
И тут дверь открывается, входит дяденька. Посмотрели они с мамой друг на друга и стали обниматься. И я сразу понял — Кока. Только вырос.