— Что ни говори, но этот Франко досидится там у себя в Испании. Он бы нам тут попался где-нибудь в лесу, вспомнили бы ему Голубую дивизию! Быстро бы его партизаны причесали. До первой берёзы и довели бы только. Как, предателя! С конфискацией всего имущества…
После завтрака Левашов вышел на крыльцо и увидел на ступеньках двух мальчиков.
Белоголовый, голубоглазый, плечистый мальчик уставился на Левашова, открыв рот. Он был в домотканной рубахе, не знающей пуговиц, так что виднелась и грудь и такой же коричневый живот. Одна штанина спускалась почти до щиколотки, другая, с бахромой внизу, едва закрывала колено. Он с нетерпением ждал появления Левашова и сейчас уставился на него восхищённым взглядом.
Второй был чуть повыше ростом, худощав. Из-под пилотки торчал тёмный чуб. Всё на нём было не по размеру: пилотка лежала на оттопыренных ушах, рукава у гимнастёрки пришлось сильно закатать, раструбы галифе приходились ниже колен. Он смотрел на Левашова со сдержанным любопытством, к которому было примешано недоверие. «Нужно еще поглядеть, что за человек». — как бы говорили его настороженные, совсем взрослые глаза.
— Здорово, герои!
— Здравствуйте, дяденька, — Торопливо ответил белоголовый.
— Ну, здорово, — не спеша и будто нехотя отозвался мальчик в пилотке.
— Кто же из вас старше?
— А мы одногодки.
— Сколько же годков приходится на двоих? Если оптом считать?
— С тридцать пятого года… — сообщил белоголовый.
— Таблицу умножения проходили? Двенадцать на два — вот и выйдет оптом, — сказал мальчик в пилотке.
— А звать вас как?
— Санькой.
— Павел Ильич, — отрекомендовался мальчик в пилотке.
И тут же он деловито осведомился, указав подбородком на ордена:
— Тот, который с краю, Отечественной войны орден?
— Так точно.
— Какой же степени?
— Второй.
— Лучше бы первой. Первая степень старше.
— Что же теперь делать, Павел Ильич? Не заслужил больше.