- Совершенно не обязательно, - возразила Гера. - Это может быть кто угодно.
Подошли. Ближе всех к мольберту оказался Паштет. Художник уже заканчивал работу. Он отстранялся от картины, смотрел на нее издали, потом бросал взгляд на Регистан и небрежным жестом клал на полотно последние мазки.
- Ну что? - спросил он у Паштета.
- Хорошо, - с одобрением отозвался Паштет. - Мне нравятся ваши картины.
- А откуда ты меня знаешь? - спросил художник, сверля Паштета тем же оценивающе-проницательным взглядом, что и Регистан. - Я тебя не знаю. Вот его - знаю, - художник указал на тощего парня в тюбетейке, стоящего чуть поодаль.
- Откуда вы меня-то знаете? - не поверил тот.
- А вот знаю, - хитровато прищурился художник.
- Ну и кто я?
- А ты фотограф. Работаешь на Ташкентской. Ты пытаешься стать вторым Напельбаумом, но пока в подмастерья ему не годишься. Хотя прогресс есть. Есть. Если будешь стараться, я тебе обещаю успех. Ты недавно выставил в витрине портрет волоокой, верно?
- Какой портрет?
- Женский! Томный взор, тяжелые веки. Волоокая женщина!
- Верно, - сообразил парень, рот его приоткрылся, он смотрел на Вахруддинова как на пророка.
- Неплохо сделано. Это уже похоже на художество. Все. Я тебе сказал, как работать.
- Спасибо, - откликнулся парень, голос у него сел, и он прокашлялся. - Приходите ко мне, я сделаю ваше фото. Бесплатно.
Но художник будто уже забыл о нем. Он нанес еще два-три мазка на полотно и подписал в правом углу: «М. Вахруддинов». Меж тем вокруг собралось уже изрядное количество любопытных. А художник неожиданно обернулся к Паштету.
- Интересуешься, кто я? Я - самаркандский Ван-Гог. Я в Союз художников не хожу. Они с натуры не работают. А ко мне приходят советоваться. Я их называю - коллеги. Ну что, спрашиваю, коллеги?! Нужно работать много лет по четыре часа в день и написать несколько тысяч картин. Пять из них будут, шедевры. Я работаю сорок лет и написал шесть тысяч девятьсот двадцать шесть картин. Я самаркандский реалист-передвижник. Абстракция устарела. Надо учиться у Репина, Пластова, Веласкеса, Грабаря и Рембрандта. Так-то, молодой человек.
- А вам не жалко дарить картины чайханщикам? - спросил Паштет.
- Искусство надо нести в народ. Я вывешиваю картины на улицах. Искусство - народу! Вот главное для художника. Меня знают. Мои картины знают. Я им говорю: коллеги, а знает ли народ ваши картины?
Михал Михалыч стал складывать этюдник и треножник, зрители начали расходиться, парень в полосатых шортах повертел пальцем у виска. Вахруддинов подхватил свои пожитки и пошел, а мужчина средних лет в тюбетейке, покачивая головой, сказал ему вслед: «Большой художник, большой…»
- Ван-Гог - французский художник? - заинтересовался Марат. - Он что, похоже рисовал?
- Не думаю. - Варя пожала плечами. - Разве что подсолнухи? У Ван-Гога есть такая картина. И Вахруддинов рисует подсолнухи.
- Он сумасшедший, - объявил Паштет. - Явный шизик. Страдает манией величия.