— Хозяин был, — с уважением сказала старуха. — Старика-то давно у нас порешили, вот он за мужика в доме с тринадцати годков и остался. Перед финской женился. Рано женился-то, семнадцати годов. Сходил повоевал, вернулся живой, Клавдия ему двойню принесла, Полюшку вот да Ванятку.
Сонный внук успел уже выпростать из-под одеяла ноги и уложить их на сестренку. Старуха снова убрала их, сокрушенно вздохнула, продолжая прежнюю мысль:
— Только и пожили-то, что перед войной, повеселила жизнь маненько, опосля опять петлю накинула. Ой, да чо это я! Совсем умом тронулась. Напоить, поди-ка, вас надо.
Она принесла жбан. Мы никак не могли напиться душистого и вкусного напитка, пахнущего и медом, и воском, и хмелем, и березой одновременно.
— Что это за квас? — спросил я.
— Березовик, — отозвалась старуха. — На березовом соке замешан.
Она свернула козью ножку, прикурила от лампы.
— Не курите, примечаю.
Мы дружно кивнули.
— Ну и ладно. Не к чему отраву-то глотать. А я давно курю, как старика порешили, так и курю. ЧуднО небось — старуха самосад смолит?
Мы замялись.
— ЧуднО, знАмо. Через это меня и ведьмой кличут. И образина у меня удалась редкая, и курю вот. Как старика порешили, так и курю, — снова повторила она.
— А кто порешил? — осторожно спросил Семка.
— Люди, кто ж, — спокойно ответила старуха. — В тридцать третьем еще.
Застонала во сне Полюшка, старуха подошла к ней.
— Матери-то нету у них. Померла сношка в первый год как война началась. Семушку-то, сына моего, как объявили войну с немцем, так на второй день и забрали. А тут невдолге возьми да помри сноха на покров. Остудилась на переправе, коров гоняла сдавать на мясокомбинат, к вам, в город. Всего и хворала-то три дни. Вот и кукую теперя с двойней. А мне ить седьмой десяток под горку. И сердце заходится, и ноги опухают. За день-то так умаешься — к вечеру месту рад. До нонешнего лета все ждала, — старуха взглянула на фотокарточку сына, — все надеялась, господь помилует, воротится. А теперь и жданки кончились.
Она скорбно поджала губы, замолчала, вытирая стол ладонью.
— Похоронную получили? — тихо спросил Семка.
— Нет, — вздохнула старуха.
— A-а… почему тогда?..
— Получу.
— Не всех же убивают, — сказал я.