И замолк в странном волнении.
Мичман напомнил ему:
— Можно взглянуть на больного?
— О, пожалуйста, пожалуйста, — заторопился тот. И предупредительно добавил: — Только при разговоре с ним называйте его не иначе, как Измераем…
— Хорошо, — согласился его собеседник.
Когда они вошли затем к больному в комнату, тот сутуло сидел за столом и читал Евангелие. При их входе он, однако, встал и, повернувшись к ним лицом, приветливо поклонился с такой доброй улыбкой.
— Вы меня теперь не боитесь, — выговорил он. — Я теперь не страшный; я ведь, покаялся перед Ним. Перед Иисусом, — пояснил он прямо-таки с трогательной улыбкой.
Мичман в упор глядел на него. Это был человек богатырского сложения, с черными глазами, с черными, как смоль, и жесткими волосами, в которых уже пробивалась седина.
— Сколько ему лет? — спросил мичман доктора шепотом.
Но больной ответил за него:
— Со дня моего вторичного рождения прошло уже 52 года. Вот уже сколько! — добродушно улыбнулся он.
— Измерай, — попросил его доктор, — покажите гостю ваши руки.
Он ласково протянул гостю обе свои ладони. И тот увидел с ясностью две зарубцевавшиеся язвы, как бы когда-то пробитые гвоздями.
Мичману стало страшно. По коже холодная дрожь прошла.
— Вы разбойник Измерай, распятый вместе с Христом на Голгофе? — спросил он больного, почему- то бледнея.
— Ну да, — ответил тот совсем просто.
— Вы хорошо помните этот день Голгофы? — снова спросил мичман.
— О, да! Очень хорошо!
— А вы помните бой при взятии Карса, в котором вы участвовали?
— Нет. Об этом я уже забыл. Ведь это же произойдет, вероятно, много позже, — добавил он загадочно.
— А наружность Христа вы помните? — воскликнул мичман.
— Я вижу Его, как сейчас.