В избе было чисто, тепло. На шестке весело гудел самовар.
Михайло прилег на кровать; Анна собирала на стол ужин.
Неслышно ходила по избе, носила бесконечные туески, кринки и рассказывала последние новости:
— …Он уж было закрывать собрался магазин свой. А тот — то ли поджидал специально — тут и был! «Здрасти, — говорит, — я ревизор…»
— Хэх! Ну? — Михайло слушал.
— Ну, тот туда-сюда — заегозил. Тыр-пыр — семь дыр, а выскочить некуда. Да. Хворым прикинулся…
— А ревизор что?
— А ревизор свое гнет: «Давайте делать ревизию». Опытный попался.
— Тэк. Влопался, голубчик?
— Всю ночь сидели. А утром нашего Ганю прямо из магазина да в КПЗ.
— Сколько дали?
— Еще не судили. Во вторник суд будет. А за ними давно уж народ замечал. Зоечка-то его последнее время в день по два раза переодевалась. Не знала, какое платье надеть. Как на пропасть! А сейчас ноет ходит: «Может, ошибка еще». Ошибка! Ганя ошибется!
Михайло задумался о чем-то.
За окнами стало светло: взошла луна. Где-то за деревней голосила поздняя гармонь.
— Садись, Миша.
Михайло задавил в пальцах окурок, скрипнул кроватью.
— У нас одеяло какое-нибудь старое есть? — спросил он.
— Зачем?
— А в кузов постелить. Зерна много сыплется.
— Что они, не могут вам брезенты выдать?
— Их пока жареный петух не клюнет — не хватятся. Все обещают.
— Завтра найдем чего-нибудь.