— Поклянись мне, что ты здесь ни при чем.
— О! Клятва! — пробормотала она. — Неужели ты еще в них веришь?.. Ладно, клянусь.
Я поставил кресло обратно и пригласил ее жестом занять место.
— Стоит ли, — сказала Ингрид. — У меня нет желания оправдываться.
Однако она снова присела и, почувствовав, что гроза миновала, долго рассматривала открытку.
— В то время я была такой дурочкой!
Прочтя текст вполголоса, она покачала головой.
— Это правда: до него у меня никого не было. Если я тебе все расскажу, обещаешь не волноваться?
— Я слушаю.
— Нет, — возразила она. — Если будешь разговаривать тоном прокурора, давай на этом остановимся.
— В конце концов, Ингрид, поставь себя, хотя бы на миг, на мое место.
— А я? — спросила она. — Ты думаешь, я не переживаю?.. Короче говоря, вот как это случилось… У меня было две приятельницы: одна в штате профессора Дегийя, а другая… Впрочем, не важно, их звали Мод и Габи. Габи только что купила малолитражку, и нам хотелось взглянуть на море. Мы обосновались в Ла-Боле. В гостинице я случайно натыкаюсь на туристский журнал и читаю статью Раулья де Лепиньера. Там было несколько цветных репродукций его картин. Загоревшись желанием больше узнать о Бриере, я отправляюсь в галерею, где он выставлялся летом… Мы встречаемся… Вот и все. Я надеюсь, что ты — не сексуальный маньяк, и этого достаточно.
— Сколько времени это длилось?
— О! Совсем недолго. Когда мои подружки поняли, что я делаю глупость, они утащили меня на юг, но было уже поздно.
— Что я слышу! Неужели отец был настолько… обворожительным?
Ингрид снисходительно улыбнулась.
— Ты, часом, не ревнуешь? Да, он был обходительным. Он умел говорить.
Признаться, я потерял дар речи от изумления. Ведь дома отец мог за целый день не проронить ни слова.
— Как тебе объяснить, — продолжала Ингрид. — После больничной среды с шуточками студентов-медиков, грубыми окриками больных… ну, сам знаешь, — я мгновенно переносилась в необычайно странное место, где меня начинал обхаживать внимательный, тонкий, чувствительный человек, вдобавок художник… Тебе нечего мне возразить. Ему оставалось лишь подобрать меня.
— Не надо, — взмолился я. — Не надо. Прошу тебя.
— Прости меня, Дени. Я не собираюсь причинять тебе боль. Я лишь пытаюсь… Словом, мне хотелось бы, чтобы ты почувствовал…
— Не стоит говорить об этом!