Клери подвинул к нему коробку с сигарами.
— Спасибо, — сказал Маржолен.
Где-то вдалеке послышались приглушенные детские вопли.
— А! Маленький Жулиу, — заметил он. — Как поживает мадам Клери?
— Плохо.
— Ну, естественно. Хотя у меня было впечатление, что она хладнокровия не теряет. Но его всегда хватает ненадолго. Да, хотел вас предупредить. Со вчерашнего дня газеты начеку. Как вы понимаете, наши визиты в замок, расспросы персонала… не остались в тайне. Короче, мне пришлось собрать представителей прессы, вот только что, буквально, и ввести их в курс дела. Они прекрасно поняли, насколько положение деликатное; и потому пообещали молчать двадцать четыре часа. А затем, чтобы не распространялась безответственная болтовня, они сделают новость достоянием общественности.
— Но ведь тогда, — прошептал Клери, — все пропало.
— Да нет. До сих пор мы действовали совершенно тайно, обычные кордоны на больших магистралях, привычный дорожный патруль, и то они не показываются. А тут в одну минуту. Полная мобилизация! Немедленно начнется большая игра, подключится пресса, радио Майенны будет регулярно передавать сводки, и мы, конечно, будем активнее, чем когда бы то ни было…
— Они вообще скроются, — резко сказал Клери. — А Патрис не выдержит всего этого. Нет, комиссар, я выхожу из игры.
— Но послушайте…
— Нет, повторяю вам. Я выхожу из игры. Я снова свободен в своих действиях.
— То есть? Что вы этим хотите сказать?
— Что я пойду на те условия, которые они мне поставят, и ни с кем советоваться не буду. Жизнь моего сына для меня важнее вашего продвижения по службе.
Они оба вдруг неожиданно враждебно посмотрели друг на друга.
— Вот как вы заговорили, совсем по-новому, — сказал полицейский. — Допустим, тревога и усталость измучили вас и вы заметались. Ладно… опустим это. Только я позволю себе заметить, что к моему продвижению по службе все это не имеет ни малейшего отношения. Но вы забываете, что прежде всего мы обязаны задержать бандитов.
— Даже если это будет стоить Патрису жизни?
Комиссар склонился к Клери и дружески взял его за руку.
— Мсье Клери, поверьте… Мы бьемся за то, чтобы спасти вашего сына. Вы думаете так: освободим ребенка, а там посмотрим. Нет. Надо вот как сказать: арестуем похитителей, и тогда ребенок будет освобожден. И потому не пытайтесь держать нас на расстоянии. Вы себе все испортите.
Клери высвободил руку, раздавил потухшую уже сигару в массивной пепельнице и закурил «Голуаз». С потерянным видом он размышлял.
— До этого вечера вы были куда смелее, — снова заговорил комиссар. — Что это вам вдруг стало страшно? Дела идут нормально, если я могу позволить себе произнести это слово. Все похищения похожи одно на другое. Торгуются, выжидают, вступают в переговоры, договариваются, иногда целыми неделями.
— Не тогда, когда от этого зависит жизнь ребенка, — сказал Клери с яростью. — Он ждать не может. Во всяком случае, не Патрис. С ним… Это особый случай. Он не выдержит. Я же его знаю все-таки! Это мой сын.
— Успокойтесь, мсье Клери. И хорошенько подумайте.