Для Марии, впрочем, главным событием того далекого солнечного дня, когда Вильям Стаффорд приехал в Плэши, были не новости об Анне и короле. Главными были его ироническая усмешка и запах кожаного камзола, который Мария улавливала, наливая ему вино.
Вилл же был начеку, и во второй приезд Стаффа его провести не удалось. На этот раз на ее лице и в глазах он прочитал любовь к Стаффу. Со Стаффом он держался холодно, Марию же откровенно третировал. Кто знает, что бы он с ней сделал, если бы Стафф не удерживал ради него должность в его отсутствие и если бы Вилл не знал: Стафф не настолько честолюбив, чтобы продвинуться самому, используя выгодный момент. Оттого-то все месяцы, пока Мария жила в Плэши с недовольным мужем и подрастающей дочерью, она внимательно следила за своим лицом и прятала поглубже в сердце свою мучительную любовь.
После того случая Вилл перестал спать с ней. Он перебрался в другую опочивальню — дальше по извилистому узкому коридору, напротив комнаты малышки Кэтрин, — и там распалял себя горькими думами о крушении надежд на возвышение рода Кэри. Он винил Марию в том, что она не сумела удержать внимание короля. Однажды он на целых три недели уехал гостить к своей сестре, в монастырь. Стафф, однако, больше их не навещал, а у Марии не было возможности послать ему весточку. Не знала она и того, сколько времени проведет муж вдали от дома, у единственной женщины, которую он любил и которой по-настоящему доверял.
Так дни без Стаффа, без вестей от двора тянулись, слагаясь в недели и месяцы, и взлелеянная ею любовь стала уступать место сомнениям, разочарованию и даже гневу — много времени спустя после того, как возвратился Вилл, как пролетела весна, а за ней и лето. Они ждали вестей от отца — когда же им позволят воротиться. По ночам, лежа одна в постели, Мария мучилась тем, что Стафф ее покинул. Она в мыслях видела, как он целует Мод Дженнингс среди роз в Гемптоне, как он предается любви с черноволосой Фицджеральд, как он смеется с другими… и любит тех, других.
— Мария, ты меня слышишь? Ты готова уже? Твоя сестра прислала сказать, чтобы мы по пути на празднество зашли в ее покои. Думаю, это правильно: там твой отец, он, должно быть, скажет, дадут ли нам другие покои и что с моей должностью. Мне хотелось бы это выяснить до того, как я увижусь с Его величеством. Сегодня я нигде не встречал твоего милого дружка Стаффорда, но он меня заверил, что должность остается за мной — когда я… ладно, когда мы вернулись сюда.
В голосе Вилла звучали обычные злые нотки, но Мария давно уже перестала пугаться его ледяных взглядов и его безразличия к ней.
— Да, Вилл, я вполне готова.
— Что бы ни произошло между нами, Мария, я рад видеть, что ты выглядишь по-прежнему чудесно. Немного бледная, усталая, но твое прекрасное лицо и великолепная фигура тебя не подводят. А знаешь, твоя премудрая младшая сестрица может огорчиться, что ты ее так явно затмеваешь, и добиться новой ссылки.
— Меня это ничуть не страшит, Вилл. Говорят, она получила от него великолепные дары, самые роскошные покои в крыле королевы, в Гевер он пишет ей каждый день, и к ее услугам сердце Тюдора, которое она может попирать ногами, если ей вздумается.
Мария прошелестела своим небесно-голубым платьем мимо супруга и сама отворила дверь их комнаты. Даже арка, ведшая в главный коридор, была здесь очень узкой, и Мария прошла через нее с большой осторожностью, придерживая обеими руками свои пышные юбки с многочисленными шелковыми бантами и прорезями. Платье было сшито по прошлогодней моде, с низким квадратным вырезом и тугим корсажем, сжимающим талию, однако Мария Тюдор заверила ее, что оно еще не совсем вышло из моды и его вполне прилично надеть. Голубые шелковые туфельки были слегка потерты — из-за лихих гальярд, которые она отплясывала давным-давно в Уайтхолле. Туфелькам выпадало нелегкое испытание, когда она всю ночь напролет танцевала с королем, но Мария подумала, что никто не обратит внимания на ее туфельки сейчас, когда она в толпе будет танцевать с Виллом.
Вилл провел ее по многочисленным извилистым коридорам Гринвича в крыло, отведенное королеве и ее свите, а там — к просторным апартаментам Анны. Первой, кого увидела Мария, когда перед ними распахнулись расписные двери, была Джейн Рочфорд, хлопотавшая над Анной и старательно расчесывавшая золотым гребнем ее черные локоны. Анна, смотревшая в великолепное зеркало, увидела в нем отражение Марии.
— Мария, дорогуша! — Лицо Анны оживилось, в глазах зажглись искорки. — Вот теперь это праздник! Мне сказали, утром ты видела матушку. Теперь мы здесь все вместе. А какой замечательный нынче будет праздник! Я буду дамой Владыки буянов, а тебе-то известно, кто всегда выбирает себе эту роль!
Они обнялись, довольно церемонно, потом Анна коснулась губами щеки Вилла. Выглядела она прелестно, и слова сами собой полились из уст Марии.
— Да, Анна, я много раз видела, с каким жаром Его величество играет эту веселую роль. Однажды, — продолжила она, уже больше для самой себя, — он споткнулся и окунул руку в пунш по самый локоть.
— Я помню, — вставила Джейн Рочфорд, едва кивнув Марии и тут же вернувшись к незаконченной прическе Анны.
— Вилл думал, что здесь наш отец, Анна. — Мария отступила в сторону и смотрела, как Джейн суетливо хлопочет, надевая на Анну шапочку и драгоценные украшения.
— Ах, он где-то здесь, Мария. Сама понимаешь, он всегда где-нибудь поблизости. — Анна хихикнула, снова отыскала в зеркале глаза Марии. — Он бушевал и ругался целые дни напролет, сестра. Угрожал избить меня, да так и не собрался. И не мог — когда увидел, что Его величество не потерял ко мне интерес, а все карты остались у меня на руках.
— А сейчас эти карты все еще у вас, Анна? — полюбопытствовал Вилл.
— Погодите немного, сами увидите, мастер Кэри, — насмешливо ответила Анна. Она наклонилась, взяла ароматический шарик в ладанке на бархатной ленте и продолжила: — Он дарит мне драгоценности, присылает письма и цветы, дает щедрые посулы, так что отец теперь пляшет под мою дудку — погоди, Мария, сама увидишь, если не веришь. Я же по-прежнему отказываюсь делить ложе с Его величеством и твердо объявила ему, что прибыла сюда лишь на святки. А после я вернусь в Гевер и стану обдумывать следующий ход, как бы ни кипятился отец.
«Свой следующий ход», — механически повторила про себя Мария. Ей хотелось закричать: «Анна! Да ведь ты говоришь и поступаешь в точности как отец!» Снова вспомнилась ей маленькая бело-зеленая пешка, которую некогда подарила сестра короля; пешка до сих пор хранилась в шкатулке с драгоценностями. Мария частенько смотрела на нее долгими днями в Плэши, пока маленькая Кэтрин играла в саду под окном.
— А, вот и вы, Мария, Вилл. Чудесно выглядите. Как славно, что вы оба вернулись! — Томас Буллен погладил Марию по плечу, пожал руку Виллу. — Да, Мария, ты прекрасно выглядишь, как всегда. Разве что похудела немного.
— Я и постарела, отец. И поумнела.