Настал черед короля Генриха набивать царственные и дворянские животы всевозможными яствами и винами. Всякий вечер, принимая гостей, король старался превзойти свой предыдущий пир хотя бы каким-нибудь новым кушаньем, украшением зала или же увеселением. И сегодня сюрпризы были таковы, что у гостей захватывало дух, хотя на пиршества с участием августейших особ допускалось всего триста высших царедворцев из нескольких тысяч, оказавшихся на этом нескончаемом празднике. Хлеб ночной выпечки подали не на простых подносах, как всегда, а на блюде из чистого золота, но это еще не все: каждому гостю вручили по ложке и вилке, тогда как обычно все обходились своими собственными ложками, а вилок не было вовсе. Однако самый волнующий сюрприз этого вечера был еще впереди. Подавали фазана с печеной айвой, рубленую оленину с острым соусом, фаршированных куропаток, дельфина и тридцать павлинов, держащих в клювах зажженные свечи; щедро лилось в кубки сладкое хмельное оссе из Эльзаса. А после всего этого подавальщики вкатили великолепный торт, являвший собою миниатюрную копию Дворца иллюзий; в окружавших стену рвах плескался оранжад, а по углам — огромные розы Тюдоров и саламандры Франциска. Гости бешено рукоплескали, и король Генрих сиял от гордости.
Мария сидела между Розой Дакр и Анной за столом, занятым преимущественно английскими фрейлинами. Ей хорошо был виден королевский стол, стоявший на возвышении, а если немного наклонить голову вбок, то виден был и отец с веселым кузеном Фрэнсисом Брайаном — за столом, ближайшим к королевскому. Глядя на них, она дважды встречала всевидящий взгляд Вильяма Стаффорда, который сидел рядом с ними. Мария перестала оглядывать обширный зал и стала прислушиваться к щебету соседок. Заинтересовала ее эта беседа лишь тогда, когда речь вдруг зашла о впавшей в немилость фаворитке Франциска — Франсуазе дю Фуа.
— Вы только посмотрите, как она стоит там, у королевского стола, выставляя себя всем напоказ, — и совсем рядом с королевой, — злым шепотом говорила Роза Дакр. Мария и вправду посмотрела. Действительно, очаровательная Франсуаза наклонилась к креслу Франциска и что-то ему рассказывала, а он благосклонно улыбался, подняв на нее глаза. Королева Клод, как всегда, смотрела куда-то в сторону, зато английский король не отрывал взгляда от беседующих.
— Уверена, он сам ее позвал, — вставила Анна. — Даже у нее не хватило бы наглости вторгнуться туда непрошеной.
— Анна, не нужно, пожалуйста, — укорила ее Мария, пораженная тем, что младшая сестренка способна вести такие светские речи. У нее вдруг мелькнула мысль: «Интересно, обо мне она тоже так высказывается?»
— Я не в силах представить себе двор менее христианский, нежели французский. Только представьте: выставить свою любовницу напоказ перед всем двором и самой королевой! — возмутилась Джейн Дорсет, которая, прищурившись, внимательно разглядывала Франсуазу. — У нас, конечно, знают о Бесси Блаунт и о побочном сыне Его величества, но он же никогда не показывает этого так открыто!
— Одна фрейлина французского двора — это Жанна дю Лак, Анна, — говорила мне как-то, что считает весьма нецивилизованными порядки при английском дворе, где король вынужден скрывать свою возлюбленную и делать вид, что у него и нет таковой, тогда как всем известно, что есть, — тихонько сказала Мария, и все украшенные великолепными куафюрами головки в пределах слышимости тут же повернулись к ней. — Впрочем, я не жила при английском дворе и не знаю здешних порядков, — добавила она.
— Его величество не меняет женщин каждую неделю, как поступает, мы слышали, король Франции, Мария, — послышался язвительный голос Розы Дакр. — Но ты, поскольку давно живешь при французском дворе, возможно, расскажешь нам об этом подробнее.
Мария почувствовала, как румянец заливает ее щеки, и ничего не ответила.
— Я не желала отозваться непочтительно о Его величестве, — сказала она, помолчав. — Когда я вернусь в Англию, мне предстоит многому научиться, это я понимаю.
— Учтем к тому же, Мария, что ты, кажется, и впрямь очень быстро всему учишься, — продолжала наседать Роза; смутившись, однако, тем, что никто не поддержал этот обмен колкостями, она перевела разговор на другую тему: — Ага, вот идет официальная возлюбленная Франциска, и ее очаровательное личико мрачнее тучи.
Франсуаза с высоко поднятой головой приблизилась к их столу, раскланиваясь и обмениваясь репликами с теми, кого знала. Наконец она замедлила шаг позади Розы Дакр. Мария не огорчилась бы, если бы Франсуаза прознала о словах Розы и пришла высказать той укор за дерзость.
— Мари Буллейн, — проговорила Франсуаза по-французски своим певучим голоском, — король Франциск желает, чтобы вы подошли к его столу побеседовать. Я не спрашивала его, о чем именно, — должно быть, он хочет передать через вас что-нибудь для вашего отца.
Мария в смущении выбралась из-за стола. Она ничего не говорила, пока они с Франсуазой не оказались достаточно далеко от ее соседок по столу; тогда только она сказала:
— Если бы король Франциск желал передать что бы то ни было моему отцу, он без труда подозвал бы к себе его самого, что вам и самой прекрасно известно.
— Возможно, ему хочется продемонстрировать королю Англии все свои победы в строгом порядке, малышка Буллейн, — отвечала Франсуаза ровным голосом, и улыбка не сходила с ее очаровательного лица. — Я-то знаю: на самом деле он хочет обидеть и унизить меня, чтобы я сама приползла к нему в постель покорной жертвой, вроде тебя. Можешь передать ему, если захочешь, что для этого потребуется куда больше, нежели попытка унизить меня, посылая за его английской потаскушкой, — так легко я не сдаюсь! — Тут Франсуаза умолкла, явно удивившись собственной горячности, а Мария с трудом удержалась, чтобы не ударить наотмашь по этим ярко накрашенным губам, находившимся совсем близко.
— Я передам ему все, что ты сказала, Франсуаза дю Фуа, прямо сейчас, в присутствии королевы Клод и моего государя Генриха Тюдора. И тогда я, возможно, услышу — когда буду уже дома, в Англии, — о том, что ты возвратилась в замок своего супруга, далеко от королевского двора. — Мария отвернулась прежде, чем та успела сказать хоть слово, и поднялась на возвышение.
Король французов был прекрасен в наряде из фиолетового бархата, составляя контраст с английским королем, одетым в дублет и чулки густо-малинового цвета. Франциск протянул Марии руку, и она почувствовала, что надо принять эту руку, хотя ее обеспокоили вздернутые рыжие брови короля Генриха. Франциск сразу сделал первый выстрел — так, чтобы его слышал сидевший рядом король-соперник.
— Вы должны поскорее посетить мой золотой шатер, Мари. В последнее время я вас так редко вижу! Уж не взяли ли англичане вас в заложницы? А в моем шатре потолком служит звездное небо — то, что расписал мастер да Винчи для великолепного пиршества, где мы с вами в одинаковых нарядах гуляли под своими собственными небесами. Вы ведь помните, Мари?
Мария кивнула головой и слегка поклонилась, не произнося ни слова. Как только она выпрямилась, Франциск рассыпался в цветистых благодарностях Генриху за прекрасных фрейлин-англичанок.
— Прошу вас, пришлите нам всех, кого только сможете, брат мой Генрих, — заключил он со смехом.
Генрих Тюдор скупо улыбнулся, но не рассмеялся. Мария, которой еще ни разу не доводилось беседовать с одним из них в присутствии другого, почувствовала, как сгущаются за этим столом тучи. Был ли тому причиной лишь нелепый борцовский поединок или за этим крылось нечто большее?