— Что он говорил?
— Ничего. Сказал, что ему неохота разговаривать.
— Днем он выглядел очень хорошо. Значит, так-таки ничего?
— Сказал свое имя, когда мы остановились; хотел этим отблагодарить меня.
— По всей вероятности, ссора, — сказал Коди. — Дейд и Трикс вечно ссорились. Скорые они на ссору. К утру все забудется.
— Никогда раньше не видел я человека в таком скверном состоянии, — сказал Барт. — Испугался даже.
— Ничего, — сказал Коди. — Больно скорые они, вот и все.
— Это само собой, — сказал Барт — И все-таки, казалось, з этом есть что-то большее.
— Я утром поеду мимо и остановлюсь на минутку, — сказал Коди. Утром Барт сказал:
— Что-то произошло там все-таки. Не знаю, что именно, но что-то там было. А испугался я, наверно, вот почему: я почувствовал, что он может упасть сейчас замертво или даже убить кого-нибудь, в припадке гнева.
— Гнева?
— Это было похоже скорее на ярость. Это была не шутка какая-нибудь, ничего смешного. Это была исступленная ярость убийцы.
Сейчас, катя в машине с Ивеном и его детишками на станцию, на товарно-сортировочную станцию Кловиса, Коди Боун прислушивался к разговору отца, с сыном и по тому, как говорил отец, понял, что Барт был не далек от истины. Он не хотел вмешиваться не з свое дело, но когда его машина чуть было не ударилась о другую, не затормозившую у знака «стоп», и Коди пришлось свернуть и наехать на кусты, от чего их всех здорово подбросило, он сказал: «Что поделаешь, жизнь полна неожиданностей, не так ли?»
Он вовсе не предполагал затевать этим замечанием разговора, но после того, как он его сделал, а Ивен Назаренус не ответил тут же каким-нибудь пустяком — значит, вопрос этот для него не пустяковый, — Коди понял, что Ивен и вправду был в скверном состоянии и что ему до сих пор скверно.
— Я хочу сказать, — поспешно добавил Коди, — если что-то должно случиться, что-то неожиданное, то ничем тому не помешаешь. Вот хотя бы этот глупый мальчишка, который чуть было не врезался в. нас. Но слава богу, он этого не сделал, так что мы целые и невредимые отправляемся все вместе дальше, к нашему паровозу.
Он повернулся посмотреть на мальчика рядом с собой. Глаза у Рэда были огромные, испытующие. Испуг уже исчез из них, но волнение осталось.
— Где я сяду? — сказал Рэд.
— Справа от меня.
— А можно будет мне посидеть на вашем месте и высунуться, как вы, из окна?
— Конечно.
— Ева, — сказал Рэд, — ты будешь смотреть снизу, будешь смотреть, как я поведу паровоз.
— Хорошо, — сказала девочка.