- Это когда-то очень, очень…
- Да несколько лет назад, Евгений Алексеевич, - перебил ее Валерий.
Вскоре они расстались с новым завучем.
- Мне, пожалуй, пора и домой, - проговорил он.
Девочки быстро пошептались между собой, потом Лена приникла к уху Станкина, и Стасик заикнулся о том, что они могут Евгения Алексеевича проводить.
Новый завуч поколебался:
- Да нет, гуляйте. Думаю, что стесню вас все-таки. Познакомимся - другое дело. А так - что ж… Желаю вам всех благ на каникулах!
Евгений Алексеевич приподнял шапку и несколько раз наклонил, прощаясь, седую голову с редкими черными прядями.
Люди редко седеют и старятся так. Обыкновенно с возрастом шевелюра из черной превращается в пепельную - старость не обрушивается на голову, а вкрадывается в облик. С этим человеком было как-то по-другому.
В нем соседствовали старость и будто нетронутая молодость. Позиции старости были обширны и прочны. Но сродни совершенно черным прядям были глаза Евгения Алексеевича: донельзя усталые, невеселые и - молодые.
- Он, кажется, ничего… - заметил Гайдуков.
- Вроде, - согласился Ляпунов, - простой такой…
- Ну, это в работе будет видно, - сказал Валерий.
На каникулах среди учеников 9-го «А» и всех старшеклассников распространилась весть, что арестованы Шустиков и Костяшкин. Говорили, что за грабеж, но подробности известны не были, и, как всегда в подобных случаях, не обошлось без кривотолков. Кто-то, например, клялся, что Шустиков прикончил собственную бабушку, дознавшуюся о каких-то его грехах. Но эта версия опровергалась, поскольку мать Кавалерчика видела бабушку Шустикова, знакомую ей по родительским собраниям, в керосиновой лавке - несомненно живой и с двумя полными бидонами.
Многие удивлялись тому, что одновременно с Шустиковым арестовали и Костяшкина. Васю Костяшкина уже давненько не видели с Алексеем вместе. При желании можно было заметить, что Костяшкин сторонился Шустикова и явно перестал быть его «адъютантом».
Никто, кроме самого Костяшкина, не знал, как случилось, что однажды он снова вышел из школы вместе с Шустиковым и, бесшабашно махнув рукой, согласился ему помогать в опасном и постыдном деле. …В тот вечер Шустиков впервые после долгого перерыва заговорил с Костяшкиным. Он сказал будто вскользь:
- Васька, а я все ж прав был: приняли меня в ВЛКСМ. А ты сомневался, помнишь?
Шустиков несколько опережал события. Его рекомендовала пока что в ВЛКСМ лишь комсомольская группа 9-го «Б», предстояли еще прием на комитете и утверждение на бюро райкома. Но Костяшкин об этом не догадывался.
- Приняли, значит? - переспросил он хрипловато.
- Так что зря ты тогда сомневался. Сказал, что раньше тебя вступлю, и вступил. - Шустиков упивался замешательством Костяшкина.
«Значит, Лешка верней меня рассчитывал, - думал Костяшкин. - А я-то дурак…»
Что-то надломилось в нем, и, когда Алексей исподволь, еще осторожничая, стал посвящать его в какой-то план, он, даже не дослушав, согласно и тяжело кивнул…