- Нельзя. Я очень больно наступаю на ноги.
- Нарочно?
- Конечно, нечаянно.
- Поучись сегодня. Надо пользоваться случаем!
- Что ты! В тапочках нужно, а не в таких вот… - Он указал на свои ноги в больших ботинках, грубых и увесистых, как чугунные утюги.
Это был разговор пустой и пустячный, но обоим было важно только то, что они опять как ни в чем не бывало говорят друг с другом и отдаляются от размолвки.
После танцев поиграли немного в шарады и наконец вышли на улицу.
Падал снег, сухой, точно осыпавшаяся известка, и щепотками, не тая, лежал на рукавах, плечах и воротниках. Молодежь гуляла шеренгами, во всю ширь мостовых, неторопливо сторонясь редких автомобилей. И странно было, что для этих вот редких машин безостановочно работают светофоры на перекрестках и стоят посреди площадей одинокие регулировщики. Звучали песни, то приближаясь, то удаляясь, то мешая одна другой…
Компания Ляпунова со студенческой песней шагала по центральной аллее Тверского бульвара. От Никитских ворот ребята собирались спуститься по улице Герцена к Манежу, а потом выйти на Красную площадь.
У памятника Тимирязеву задержались. Он выглядел необычно. Снег лежал лишь на челе мыслителя - благородной сединой, и на груди - ослепительно белой манишкой. Снег нигде больше не коснулся серого камня статуи, но пьедестал равномерно и шероховато был тронут изморозью, на которой кто-то уже выскреб: «С Новым годом, орлы!»
- С Новым годом! - крикнул кто-то за спинами ребят.
Все разом обернулись. Это был Шустиков.
- А, привет, - сказал равнодушно Ляпунов.
Остальные тоже безразлично поздоровались.
- Как встретил? - без большого интереса осведомился Ляпунов, в то время как остальные стали уже сходить по ступеням с бульвара на тротуар.
- Так! - вызывающе ответил Шустиков. - Чистюля дешевый! Жалко было к себе пустить?
Он сделал два размашистых шага к Ляпунову, вдруг остановился, точно желая обрести равновесие, прежде чем сделает новый шаг, расслабленно качнулся, и все поняли, что Шустиков под хмельком.
- А на что ты мне нужен? - спросил Ляпунов. - Если б ты был веселый парень, я б, может, тебя сам позвал. Ты двигай потихоньку домой, а то еще налетишь на кого-нибудь. Пока!
- Чистюля! - выкрикнул Шустиков, загораживая ему дорогу. - Побоялся меня пустить! Я в последний раз хотел, как полагается, погулять! Товарищ называется!
- Я к тебе в товарищи не набивался. Так что зря ты, - спокойно сказал Ляпунов. - Ты с кем всегда ходишь? С Костяшкиным, что ли? Вот с ним бы и праздновал.
Но Шустиков не хотел считаться с тем, что Ляпунов действительно не был его приятелем, - он продолжал, надрываясь от жалости к себе, упрекать Ляпунова так, точно тот делил с ним досуг в хорошие дни и отшатнулся от него в беде.
- Ладно, хватит. Счастливых каникул! - прервал его Ляпунов.