— Давно уже Навь крови не ведала, — в предвкушении оскалился старый охотник. — Многие говорят, что Старшая стала слаба. Будто ты отвела от рода чистую силу и не верно выбрала новое логово.
— Двадцать Зим проведённые в добром Тепле обернулись не верным выбором? — усмехнулась Анюта, но тут же её лицо потускнело, нахмурилось. — Сам-то, Деян, также мыслишь? Али на других ссылаешься, в ту пору как за себя говоришь?
Охотник побледнел, его глаза забегали под пристальным взглядом Анюты. Он был не молод, доводилось вместе с ней ходить в лихие набеги, когда у Старшей ещё даже не было имени.
— Мы выжили, а это главное, — вдруг вмешался Олег. — И нам известно какие толки ходят в убежище. Но боятся тут нечего — даже без волчьего духа мы остались сильны, как и прежде.
— Я бы радовался, ежели услышал такие слова от ведуньи или Матери племени, — перешёл на шипение охотник. — Но от тебя…
— Деян. Он муж мне, — угрожающе сказала Анюта и вожак стай Чертога не посмел возразить. Поставив зарвавшегося Волка на место Старшая продолжала. — Собирай Навьи стаи на большую охоту. Сегодня мы встретим не прошеных гошей во тьме. Кровью заставим ответы давать зачем сюда сунулись. Пришлых на нашей земле не буде, пока род мой стоит.
Покачав головой, Деян ушёл прочь. Анюта с Олегом остались одни в полутёмной коморке подземного бункера. Электричество стало в убежище редкостью, топливо в генераторах почти что закончилось. Для освещения и обогрева давно использовались костры из-за чего логово погрузилось во мрак и багровые тени. Руны заполнили бетонные стены, в дверных проёмах постукивали обереги из стекла и костей. В дымном сумраке, словно в жутком тумане звучало заунывное пение, плачь детей и шёпот наставляющих молодняк вест. С каждым годом в убежище становилось темнее…
— Куда же мы возвращаемся… — Устало провёл Олег по заросшему щетиной лицу.
— Навь всегда была такой. Ежели враг приходит — мы убиваем, — подняла Анюта взгляд голубых глаз. В них муж видел то, чего никогда не увидят другие. Ей было уже много Зим, она подарила Олегу двух славных детей, но по-прежнему сама как ребёнок ждала одобрения.
— Однажды мы поднимемся на поверхность и увидим, что мир изменился. А мы так и остались здесь в мороках и темноте. Люди не вечно останутся в заточении Зим.
Это заставило Анюту задуматься, но ненадолго.
— Мир може родиться другим, но и для нас буде место, — уверенно сказала она. — Наши дети приносят сказы токмо об этом. Все идёт как положено: леса растут, Зимы теплеют, лето всё дольше стоит, люди выжили. Мир ещё не меняется.
— Значит сегодня вы опять отправитесь убивать? Что же… Тогда я пойду с вами. Я ведь тоже часть этого племени, значит и часть вашего тёмного мира.
— Ты сказалец, а не охотник и мы видим вещи иначе, — рядом никого не было и Анюта позволила себе взять мужа за руку. — Не ходи. Оставайся здесь, присмотри за нашим Теплом.
— Мужчину оставляешь в норе, а сама идешь на охоту? Мне надо было разгадать это в молодости, перед тем как тащить к ложу возле костра, — улыбнулся скиталец. — Если бы я послушал советов отца, то так близко Навь не узнал. Порой вы вынимаете душу любовью, а порой слишком жестоки.
— Ты хочешь, чтобы я опять не убивала?
— Не в этот раз, — Олег стал серьёзным. — Даже я чувствую, что к убежищу вышло зло. Боюсь за тебя, боюсь за наших детей.
— Они выросли. Они готовы… — Волчица сказала об этом твёрдо, но в глазах мелькнуло сомнение.
— Если всё так, ты бы не просиживала вечера у Ведуньи и ни следила за тем как раскинуты руны. И не говорила до рассвета Девятитраве о том, что скрывается у них внутри.
— Кошт сплетен для их жизни путанно. Девятитрава не может угадать всех ответов. В один вечер даёт мне надежду, а в другой отнимает. Над родом проклятие Зимнего Волка за невыполненную жертву Марене…
— Ты про себя? — Олег вспомнил, что забрал жену от жертвенного столба в последний день лета. Это случилось так давно, что уже почти стало сказкой. Но теперь в душе вновь росло беспокойство. — Девятитрава увидела впереди наши беды?
— То неведомо, но будь готов. Когда дети вернутся, многое поменяется.