Геля и Рюрик вышли на улицу.
— Еще он обладал темпераментом. Я перед вами, Гелия, в долгу. Но в сердце проложу к вам длинную лыжню. Что за императрица была в одна тысяча семьсот шестьдесят третьем году? Не помнишь?
— Я их путаю.
— Я тоже. Прохожие! — Рюрик встал посреди тротуара. — Подайте знания ни разу не грамотному — имя русской императрицы, восемнадцатый век, вторая половина?
Прохожие в некотором страхе обходили Рюрика.
Остановился мальчик.
— Зачем вам? — Лицо его было доверчивым, как и вопрос Рюрика.
— Для авторитета у этой девушки. — Рюрик показал на Гелю, которая не выдержала, отошла в сторону.
— Я знаю, кто такая царица Тамара.
— На сегодня мало. — Рюрик подтолкнул мальчика, чтобы шагал дальше.
— В России перевелись образованные люди? Кто правил нами в восемнадцатом веке?
— Чему вас только учат? — бросил прохожий, не останавливаясь.
— Вы наши отцы, мы ваши дети.
Прохожий замер, как будто бы на что-то натолкнулся. Он был в допотопном, с подложенными плечами пальто и в такой же допотопной, торбочкой, шапке из черного каракуля, уже значительно выношенного.
— Весь мир острит, — сказал он. — Кончится плохо.
Рюрик с прискорбием развел руками: что поделаешь.
— В России не перевелись образованные люди. — Прохожий снял каракулевую торбочку, постоял. — Впрочем… вам виднее — вы наши дети. — И, небрежно нацепив торбочку, отправился дальше.
Рюрик подошел к Геле.
— Грустная история получилась.
— С кем, с тобой?
— Со мной. Побеседовал с прохожим.
— Тебя, конечно, обидели.