— Тебе ли? А ежель друг твой, Максимка, все сказанное подтвердит и крест целует, что сам того соглядатая у тебя в тереме видал? Дружок-то твой весь в руках у меня!
— Врешь! — и понял вдруг Олекса: не врет.
Ратибор чуть вскинул глаза (и этого лишнего слова не простит, паук), маленьким ножичком с костяной, парижской работы, рукоятью принялся чистить холеные ногти. На рукояти — рыцарь в иноземных доспехах на коне. Ждал.
— Чего требуешь от меня, боярин? — спросил Олекса, опуская голову.
Ножичек со стуком полетел на стол. Наглые красивые глаза уставились на склоненную голову.
— Хочешь ли грех свой смыть, послужить великому князю Ярославу?
— Все мы его слуги.
— Ан не все? Знаю я речи, что в твоем дому велись, донесли мне.
«Неужели Максимка?» — с болью за друга подумал Олекса.
— Ведомо мне и то, зачем старик Кондрат приволакивался. Князь Юрий вам больно не угодил? Хотели бы Елферьем заменить? С ним, с петухом, мягче не станет! А хитрая лиса, посадник Михаил ваш, не на князево ли место ладитце? При Олександре тихонький был, головы не подымал!
«Ты голову подымал ли при Олександре!» — подумал Олекса, но не сказал ничего.
— Будешь мне сказывать, что услышишь… — Помолчав, Ратибор продолжал:
— Чего там у вас, в братстве, за колгота? Хочешь на место Касарика своего кума Якова посадить, чтоб ловчее плутовать было?
— Не я, другие. Яков плутовать и мне не даст! — твердо ответил Олекса, подымая глаза.
Ратибор усмехнулся недоверчиво:
— Ой ли? Ладно, дело твое. Тем лучше. Мне Касарик нужен.
— Мой жеребей дела не решит, многие Якова хотят! — возразил Олекса.
«Мелок же ты, боярин!» — злорадно подумал он про себя…
— О других не твоя печаль!
— Вестимо.
— Без обмана, слышь?
Олекса снова поднял глаза, промолчал, кивнул.