А Риттер уже выбирался из окна. Эх, жаль, не заметил Сеглер, как ему удалось найти артефакт. Безусловно, нашел. Иначе не уходил бы. Удивительная исполнительность для человека. А если учесть, что это еще и мятежный гиллен…
Город им удалось покинуть без проблем. Разумеется, скоропостижная кончина градоначальника всколыхнула и власти, и население; стража встала на дыбы и начала хватать всех подряд, особенно тех, кто собирался уйти из города. А они не собирались. Сидели себе в гостинице средней руки, лечили безвинно пострадавшего эльфа и уничтожали запасы спиртного и съестного. Что удивительно, преступление не попытались повесить на Эриш; обычно рыжим приписывали все темные дела. А ведь что интересно, среди огненноволосых ведьмы встречались куда реже, чем среди брюнеток. Собственно, почти никогда не встречались. Сеглер подумывал было устроить взбучку Тимашу, но не стал. Какая разница… По подсчетам Сеглера, карадьин был практически готов. Невозможно собрать реликвию целиком, но и девять десятых – это почти вся мощь. И хорошо, что почти.
Милл чувствовал себя плохо. Пока он лежал пластом или хотя бы не предпринимал попыток что-то сделать, все было хорошо. Рубцы от плети заживали, плечи уже не болели, однако удержать мало-мальски тяжелый предмет он пока не мог. Сеглера это не раздражало. Спешить им было особо некуда. Никому не пришло в голову, что градоначальник убит не власти ради и даже не из мести, а исключительно из-за куска древней керамики; да вряд ли кто об этом куске и знал. Сеглер даже не вызвал гаарна. Честно говоря, не хотелось расставаться с каратьягом. Нравилось ощущение. Он поглаживал оба осколка, чувствуя мягкое тепло, словно от кошачьей шкурки. И ждал преследователей. Если долго сидеть на месте, враг придет сам. У него терпения не хватит. Сеглер почти жаждал нападения. А развлекался тем, что слушал разговоры своей команды. Уже ненужной. С врагами они, пожалуй, справятся, и незачем рассказывать, что враги не страшны.
Как обычно, интересно было слушать Милла и Дарби: и жизнь у них была поразнообразнее, и рассказывать они оба умели. Что уж такого мог поведать вояка Гратт – об очередной войне? И то не мог. Его волновала тяжесть кошелька, а вовсе не цели и задачи боев, в которых он поучаствовал. А у Тимаша и того не было, как дезертировал он лет двадцать назад из армии герцога Ритенского, так и разменивался на всякую мелочевку, никчемный и мелкий человечек, готовый и предать, и тем более продать. Сеглер не опасался. Больше, чем Деммел, не предложат. Собственно, единственным важным поступком в его жизни было именно дезертирство: рвавшийся к короне герцог погубил практически все армию и огромное количество мирных людей, потому что призвал на помощь беспринципных магов, которых разметали маги принципиальные. Вроде Деммела. Люди, считающие, что магия должна идти человечеству на пользу, а не во вред. Даже удивительно, как люди, обладающие подобной мощью, смогли сохранить подобный идеализм. Сеглер даже подозревал, что это взаимосвязано. Может, по-настоящему сильная магия не дается в руки тем, кто ее не достоин.
А с другой стороны – Катастрофа. Ошибка мага? Намерение мага? Древний забытый даже богами артефакт? Наказание богов? Вот больше богам только делать нечего, как накрывать подобным проклятием самую заурядную страну.
В общем, Тимашу и Гратту рассказать особо было нечего; да и Эриш… Что она знала в жизни? Родителей, охотно продавших ее в бордель? грязных клиентов? ненависть и презрение? Странно, что она вообще сумела сберечь какие-то человеческие чувства… Впрочем, одиночество порой бывает неплохим лекарством от ненависти. Она устала быть одинокой и строит себе иллюзию дружбы. Наверняка ведь понимает, что кончится дело – и повернется к ней спиной забавный эльф вместе со своим верным другом, уйдут и даже не оглянутся… Хотя с Милла станется даже в гости ее пригласить. Только она не придет. Она достаточно сообразительна, чтобы понимать разницу между доброжелательным спутником и другом. Или нет? Она ведь и не знает, что такое друг…
Риттеру было что порассказать, и он не стеснялся. Ни разу слова правды не сказал, но был при этом так естественно убедителен, что все верили в его истории… Верили, что это именно его истории.
Милла одного старались не оставлять. Конечно, нянчился с ним преимущественно Дарби, но и Риттер не гнушался. Почему, интересно, он обронил это убийственное «я выпускник Гиллена»? Хотел посмотреть на реакцию эльфа? Сеглер и мысли не допускал о сентиментальном желании поделиться. Профессиональные убийцы не сентиментальны. Особенно настолько высококвалифицированные. А Милл не задал ему ни единого вопроса, даже когда они оставались наедине. Пока не задал. Сеглер навострил уши.
– Ты скрываешься от своих?
– Своих? – усмехнулся красавчик. – Ну, можно и так сказать. Хочешь сдать?
– Я похож на сумасшедшего? – искренне удивился Милл. – Связываться с Гилленом в любом виде? Нет уж, спасибо. Просто любопытствую. Ты, конечно, можешь не отвечать.
– Конечно, могу, – потянулся Риттер. – А могу и ответить. Да, я скрываюсь. Найдут – убьют. То есть казнят.
– В назидание?
– Нет, просто так надо. Гиллен – это навсегда.
– Что ты сделал?
– Не убил.
Милл глубоко задумался и задал правильный вопрос:
– Но ведь кто-то другой убил все равно?
– Конечно. Хочешь узнать, зачем тогда я этого не сделал? А не знаю. Седьмой год об этом думаю и не знаю. Поддался эмоциям, наверное. Но как я мог поддаться тому, чего нет?
– Значит, есть.
Риттер посмотрел внимательно и улыбнулся. Не хотел бы Сеглер встретиться с такой улыбкой в темном уголке.
– Нет. У гилленов нет эмоций. Убираются еще на начальном этапе обучения. А если не убираются, то убирается ученик. Все очень просто, Милл. Мне кажется, что я не убил из любопытства. Хотелось узнать, смогу ли спрятаться. Смог.