— Так вы, Стася, значит, спасли жизнь моей жене?
Выждав паузу, — и заметив, что девушка покосилась на мою половину — задал тот же вопрос на английском.
— Co? Nie, panie Arturze, to jest żart!.. — Глядя на меня, она добавила. — Is that your wife saved my life!..
— Ничего не понимаю, — пробормотал я. — Кто кого спас? И отчего именно?..
— Tania, jaki masz wybitny mąż!..
— Муж объелся груш, — вполголоса сказала моя благоверная.
Я посмотрел на поляка. Он постарше Стаси, ему где-то между тридцатью пятью и сорока. Примерно наш с Татьяной сверстник. Одет почти по-домашнему: на нем спортивные брюки и теплая рубашка на выпуск. Крепкий, коренастый, основательный такой мужик. Лицо с крупными чертами украшают пшеничного цвета усы. Не слишком разговорчивый; хотя, возможно, его сковывает мое присутствие.
— Это наш со Стасей приятель, — сказала Татьяна. — И еще он водит один из разъездных «вэнов».
Марек, или как там его, протянул ладонь для рукопожатия; но я решил — сам не знаю, почему — не подавать ему руки.
Наше застолье продолжалось уже около часа.
Татьяна отказалась от «Мартини», хотя это ее любимый напиток. Как и Стася, она попивало вино, изредка пригубливая из фужера. Мой приятель на удивление быстро снюхался с поляком, что стало для меня еще одним неприятным сюрпризом. Тень ни бельмеса не понимает ни на английском, ни на польском, — ну, разве что разбирает некоторые схожие по звучанию и смыслу слова — но они как-то нашли общий язык. Разговаривали, кстати, в основном про легковушки разных марок; мой приятель на русском, поляк на своем родном наречии.
Дамы общались на польском; когда Татьяне не доставало языкового запаса, она вставляла в разговор слова или фразы на русском и английском. Они говорили преимущественно про какого-то «Джито» (если я правильно понял, этот тип местный, он небольшой начальник или бригадир, и он же является арендатором дома, в котором мы сейчас находимся).
Когда-то, еще на заре наших отношений, мы жили в Вильнюсе. Года два или чуть больше. Польский в этом городе, наряду с литовским и русским является языком повседневного общения. Татьяна пыталась тогда завести своё дело: арендовала место в одном из универмагов литовской столицы, закупала через посредников итальянскую обувь. В этом бизнесе в ту пору были почти сплошь поляки, поэтому она довольно быстро заговорила на польском. Ну и вот, спустя годы — кто бы мог представить себе раньше такие расклады — сносное знание Polskie, похоже, ей весьма пригодилось.
В какой-то момент я совершенно выпал из этой компании. Марек выпил две или три рюмки водки; свое нежелание выпивать дальше он объяснил тем, что ему завтра с утра пораньше садиться за руль. Тень был явно не против того, чтобы закидываться водкой наравне со мной, но, получив под столом чувствительный пинок, подуспокоился и уже не протягивал рюмку каждый раз, когда я брался за бутылку «Абсолюта».
В отличие от этих двух, я пил не из рюмки, а из стакана.
Сначала наливал себе на дно; потом увеличил дозу.
Я пил водку, как воду — залпом, не чувствуя ни ее вкуса, ни запаха. За прошедший час я убрал, по меньшей мере, половину содержимого литровой бутылки. Какой-то частью сознания я понимал, что выбрал не самую лучшую тактику поведения; но было нестерпимо тяжело; я был удручен до крайности.
Пока я накачивался водкой, дамы закончили обсуждение интересной им темы и допили по последнему фужеру вина. Все вдруг дружно встали из-за стола; я невольно последовал их примеру.
— Я буду ночевать у соседей, — холодно сказала Татьяна, набрасывая на плечи куртку. — Марек нас проводит.
— Почему ты уходишь?
— Потому.
— Марек вас проводит… — угрюмо произнес я. — Так, так. Интересный поворот. А как же я?