— Ладно, проехали.
— Он сказал «Проехали!» и махнул рукой…
— Вик-тор! Все-таки напрашиваешься?
— Шутка!
— Плохая шутка!
— Хуже, чем про шнурки?
— Да елки-палки!!! Не шнурки это были. Тесемка от кальсон вылезла!
— О, это, конечно, в корне меняет дело! Тесемка от кальсон — абсолютно иное!
— Виктор Степаныч, почему вы все меня так не любите?
— Да ты что, Егор Лексеич! Наоборот! Обожаем! Весь советский народ! От мала до велика! В едином порыве! И беспробудно пьем твое здоровье! Как Хрущ в Георгиевском зале: «Хочу выпить за первого-нашего человека, поднявшегося в Космос и опустившегося там, где ему приказано!»
— Серьезно. Не про народ. Про наш отряд.
— Серьезно? Не про народ? Про отряд?.. А за что, Гош? Любить тебя — за что?.. Первый? Ну первый! Погрузили, как чурку с глазами, намалевали на лбу «СССР», запустили, потом встретили как опустившегося там, где ему приказано. Улыбочку, улыбочку!
— Я ведь мог тогда и не вернуться, Вик…
— Каждый из нашего отряда мог тогда не вернуться. Пусть номером вторым-третьим-четвертым. Гера, Толя, Андрон… я, в конце концов. Да что там! Саша Комарин на «Звезде» — не вернулся.
— Моя вина?!
— Никто тебя не винит. Просто…
— Зависть?
— Н-не так. Досада. Легкая. В манере «на его месте мог быть я».
— На месте Комарина?
— Не юродствуй, Гош… Впрочем, по сути, мы на месте Комарина сейчас, на «Звезде».
— Тьфу-тьфу-тьфу.
— Брось! Дважды в одну воронку…