Я всматривался в ночную мглу.
Там, во мгле, плясало уже несколько прожекторных лучей.
Что они ищут?
«Спросите его, инспектор, почему выслан на Землю художник Оргелл?»
Что-то в этом вопросе меня раздражало.
Правда, Лин не скрывал: этот Оргелл зачем-то ходил к Воронке. И ходил без официального разрешения. Ходил, невзирая на то, что на подобные прогулки давно наложен официальный запрет.
«За это высылают?» — «Да, иногда… Тех, кто остался в живых…»
Ну да, усмехнулся я.
Нет смысла высылать мертвецов.
Жаль, что Управление столь часто бросает инспекторов на задания, не информируя о предстоящих делах подробно. С точки зрения Управления, это якобы помогает вырабатывать непредвзятость.
С каким отчаянием смотрел на меня Бент С. опять вспомнил я.
Его напарник, гляциолог Уве Хорст, погиб.
Если честно, им обоим не повезло: Уве Хорст потерял жизнь, Бент С. рисковал потерять будущее. Но Бент С. хотя бы остался жив, а Уве Хорст уже ни на что не мог рассчитывать. Он погиб. Он уже был выслан неизвестно куда. Его уже никогда не будет.
Никогда.
Что значит — никогда?
Я невольно новел плечом.
Я не любил вспоминать о случившемся на Европе. Никогда это и есть никогда, сказал я себе. Если ты погиб, тебя уже никогда не будет.
Что значит — погиб?
Странный вопрос.
Тебя растерло в пыль ледяной лавиной или размазало взрывом по базальтовой стене, ты сгорел в смердящем костре разбившейся реактивной машины или вывалился из лопнувшего скафандра в пространство. У тебя остановилось дыхание, раскрошились ребра, ты потерял ноги, ты истек кровью, тебя больше нет. Вот все это и есть — погиб. Ты исчезаешь, физически исчезаешь из мира, чтобы уже никогда и никуда не вернуться.
Я отчетливо увидел перед собой отвесные стены ледяных ущелий Европы.
Тысячи радуг, мириады слепящих цветных зайчиков — на Европе оптику часто приходилось затемнять. Ни хребтов, ни гребней, ни метеоритных кратеров, ни просто всхолмлений — Европа идеально отшлифована. Она как бильярдный шар, только трещины бесчисленных ущелий оживляют ее.