Старушка. Ой, нет! От вас у меня мурашки! Что? И у вас мурашки? Так вы щекотливы или щекотун? Да нет, мне, право, стыдно. (Хихикает.) Нижнюю юбку водно. А вам она нравится? Или эта лучше?
Старик. Жалкий марш лестничного маршала.
Старушка (поворачивается к первой гостье). О-о, крошка! Готовить ее проще простого, возьмите молочка от бычка, камни в желудке у утки и ложечку фруктового перца. (Диктору.) Какие проворные пальцы… однако-о… Хо-хо-хо!..
Старик (прелестнице). Вернейшая из супруг, Семирамида, заменила мне мать. (Полковнику.) Я уже не раз вам говорил, полковник, истину берут там, где она плохо лежит. (Вновь поворачивается к прелестнице.)
Старушка (диктору). И вы серьезно думаете, что детей можно завести в любом возрасте? А какого возраста детишки?
Старик (прелестнице). Я спасал себя сам — самоанализ, самодисциплина, самообразование, самоусовершенствование…
Старушка (диктору). Никогда еще я своему маршалу не изменяла… осторожней, я чуть не упала… Я всегда была ему мамочкой! (Плачет.) Прапра… (отталкивает диктора) прамамочкой. Ой-ой-ой! Это кричит во мне совесть! Яблочко давно сорвано. Ищите себе другой сад. Не хочу я больше срывать розы бытия…
Старик (прелестнице). Возвышенные занятия, моя Миссия…
Старик и старушка подводят диктора и прелестницу к двум другим гостям и усаживают с ними рядом.
Старик и старушка. Садитесь, садитесь.
Старики садятся, он слева, она справа, между ними четыре пустых стула. Следует долгая немая сцена с редкими «да, да» и «нет, нет», которые произносятся очень ритмично, сначала как речитатив, потом все быстрее и быстрее, с покачиванием в такт головой, так старики слушают своих гостей.
Старушка (диктору). Был у нас сынок… нет, он жив и здоров… он ушел из дома… банальная история… печальная история… бросил своих родителей… сердце-то у него золото… давно это было, давно… я его так любила… взял и хлопнул дверью… удерживала его силой… взрослый человек, семь лет… кричала вслед: «Сыночек, сынок!» Ушел, и нет…
Старик. Жаль, но нет… детей у нас не было… Мне очень хотелось сына… И жене тоже. Чего мы только не делали. Бедная Семирамида, она была бы такой замечательной матерью… Но, может, оно и к лучшему. Сам я был дурным сыном. Теперь, конечно, раскаиваюсь, чувство вины, угрызения совести, только это нам и остается…
Старушка. Что ни день плачет и хнычет: «Вы убиваете птичек! Зачем убиваете птичек?» А мы их видеть не видели, мы мухи живой не обидели. А он, весь в слезах, таял у нас на глазах, только к нему подойдешь, твердит нам: «Всё ложь! Всё ложь! Вы убиваете птичек, курочек и синичек!» И грозит кулачком — маленьким-премаленьким: «Лгали вы мне, — говорит, — обманывали, — говорит, — на улицах мертвые птенчики, младенчики в полотенчике. Слышен повсюду плач. Солнце казнил палач». — «Что ты, сынок, взгляни, прекрасные стоят дни». — «Врете вы все, — кричит, — я вас обожал, — кричит, — я думал, что вы очень добрые… На улицах мертвые птицы, пустые у них глазницы. Вы источаете зло! Мне с вами не повезло!» Я встала перед ним на колени. Отец обливался слезами. Но он убежал. До сих пор его крик в ушах: «В ответе за все вы!» А что это значит — в ответе?
Старик. Свою мать я бросил, умерла она под забором, окликала меня с укором: «Сын, сыночек мой, не оставь меня в одиночестве, посиди со мною, сынок, я скоро… настал мой срок…» Но я не мог… Не мог и не подождал, потому что спешил на бал. Пообещал, что вернусь… и скоро… бросил ее у забора… А вернулся, она в могиле, люди добрые похоронили. Я землю царапал ногтями, выл, плакал, просился к маме. Дети всегда жестоки, родители одиноки, их, бедных, дети не любят и нелюбовью губят… За что их так карают? Страшно они умирают…
Старушка. Он кричал: «Вас знать не хочу!»
Старик. Неприютно жить палачу.
Старушка. При муже о сыне ни слова, муж мой нрава другого, он был для родителей счастьем, скончались они в одночасье, когда он с ними прощался, отец за него молился: «Ты был примерный сынок, сынок, помоги тебе Бог!»
Старик. Так и вижу, лежит под забором, в руках ландыши и кричит: «Не забудь меня, не забудь!» Плачет и зовет, как звала в детстве: «Зайчик! Не бросай меня здесь одну!»
Старушка (диктору). Он нам совсем не пишет, только иногда кое-что стороной услышим, кто видел его там, кто здесь… он жив-здоров… у него уже свои дети есть.
Старик (прелестнице). Когда я вернулся, ее уже давным-давно похоронили. (Первой гостье.) Да, да, сударыня, в нашем доме есть кинотеатр, ресторан, ванные…
Старушка (полковнику). Конечно, полковник, все из-за того, что…