Старушка. Что это, сударь? Цветок? Корзина? Ворона? Перина?
Старик (старушке). Да нет же, это картина.
Старушка. И до чего красива! Спасибо, сударь… (Первой даме-невидимке.) Взгляните, дорогая.
Старик (полковнику). Взгляните, дорогой.
Старушка (мужу прелестницы). Ах, доктор, я больна, днем немеет спина, живот пучит, колики мучат, пальцы сводит, печень подводит, помогите мне, доктор.
Старик (старушке). Он не доктор, он диктор.
Старушка (первой гостье). Если насмотрелись, можете ее повесить. (Старику.) Пусть не доктор, а диктор, все равно он — прелесть. (Диктору.) Не сочтите за комплимент.
Старики стоят позади стульев, почти касаясь друг друга спинами, старик говорит с прелестницей, старушка с ее мужем, иногда они поворачивают голову и говорят с первой дамой и полковником.
Старик (прелестнице). Я так взволнован. И очарован! Вы нисколько не изменились, так сохранились, что вас не узнать… вы иная, вы мне родная… Я вас любил, я вас люблю…
Старушка (диктору). О-о, сударь! Ах, сударь!
Старик (полковнику). Тут я с вами совершенно согласен.
Старушка (диктору). Право же, сударь, будет вам… право же… (Первой гостье.) Спасибо, что картину пристроили, простите, что побеспокоили.
Свет становится ярче по мере прибытия гостей-невидимок.
Старик (прелестнице, жалобно). Но где же прошлогодний снег?
Старушка (диктору). Ох, сударь, сударь, ах, сударь, сударь…
Старик (прелестнице, показывая на первую гостью). Молоденькая наша приятельница… юная, юная…
Старушка (диктору, указывая на полковника). Да, полковник-кавалерист, коллега мужа, но чином младше, мой муж, он — маршал.
Старик (прелестнице). Нет, ваши ушки не были так остры!.. Вы ведь помните, моя прелесть?
Старушка (диктору, преувеличенно жеманно; вся последующая сцена — гротеск: старушка задирает юбку, показывает дырявую нижнюю, показывает ноги в грубых красных чулках, приоткрывает иссохшую грудь, подбоченивается, откидывает голову, страстно со стонами вздыхает, выпячивает живот, расставляет ноги, хохочет, как старая шлюха; игра ее резко отличается от предыдущей и последующей, открывая в ней то, что обычно глубоко-глубоко запрятано, прекращается этот гротеск резко и неожиданно). Я уже вышла из этого возраста… Неужели вы думаете?..
Старик (прелестнице, приподнято романтически). Дальнее наше детство, свет лунный живой струится, нам бы тогда решиться, были б детьми навечно… Вам хочется вернуть прошлое? Можно ли это? Можно ли? Нет, наверное… Время прогрохотало поездом, морщин пролегли борозды… Неужели вы думали, что пластическая операция способна совершить чудо? (Полковнику.) Я — военный, вы тоже, а военные не стареют, маршалы бессмертны, как боги… (Прелестнице.) Так должно было быть, но — увы! — все потеряно, все утрачено, а могли бы и мы быть счастливы, да, счастливы, очень счастливы; а что, если и под снегом растут цветы?
Старушка. Льстец! Противный плутишка! Ха-ха! Я кажусь вам моложе? Вы нахал, но ужасный душка!
Старик (прелестнице). Будьте моей Изольдой, а я стану вашим Тристаном. Красоту сохраняет сердце. Правда? Мы могли быть счастливы с вами, прекрасны, бессмертны… бессмертны… Чего же нам недостало? Желания или дерзости? И остались ни с чем, ни с чем…