Вот так, друг Колька. Хочешь верь, хочешь нет, а только это я устроил. Не стану говорить — город спас, может, всё и обошлось бы. Но сам уж точно спасся, и Витя заодно.
Как — сам догадаешься. Скажу только, что никакой авоськи у меня с собой не было. Обычно брал — мало ли, что в магазине выкинут, не в руках же нести, а в тот день не взял. Накануне принес кое–чего, а разбирать не стал, потому как поругались мы. Так что по карманам только пропуск, деньги да сигареты со спичками были.
Но — оказалась вот в руках. А в ней — керосинка. Та самая, в позавчерашнюю газету обернутая.
И на охране не обратили внимания, что я какую–то здоровую штуковину выношу, хотя тогда Петренко дежурил, а у него не проскочишь! И память отменная — наверняка подметил бы, что пришел я безо всякой авоськи. Нет, даже не взглянул… Витя — тот мне сказал об авоське, да и забыл тут же. Мы до трамвайной остановки рядом шли, и больше он об этом не вспоминал. Задумался, наверно, о своих экспериментах…
Он на трамвай сел, а я решил пройтись и подумать — чего там идти–то, три остановки. Если через парк у стадиона срезать, так вообще рукой подать.
Ну, вот, шёл я, курил и думал о тех Витиных словах. О «сказку сделать былью». Что–то ведь он такое изобретал, и Полозков тоже, в одной группе ведь работали!
Только лампа–то тут с какого бока? Какие опыты с ней этот Полозков мог ставить?
А потом я вспомнил сказки, которые Танюхе читал. Самому–то мне в детстве не особенно много рассказывали, не до сказок было, так что я вроде дочке всякие книжки покупал, но и сам нос в них совал — интересно же. Ну вот, было там про всяких… исполнителей желаний. Что Хоттабыч (ты, может, и не слышал даже), что прочие джинны — кто из кувшина, кто из лампы. И чтоб этого джинна вызвать и загадать ему желание, лампу надо потереть. А я ведь как раз стекло–то протирал, когда думал — вот бы время вспять повернуть, — вот и…
Конечно, это у меня не сразу в голове сложилось. Пишу я гладко, а тогда не один день думал, курил, как паровоз, Надюша меня на кухню ночевать выгоняла, так от меня табачищем несло.
И вроде бы гладко получается, только и непонятного много. Почему Полозков, если Вите верить, с этой лампой возился, но ничего у него не вышло? Или вышло, но Витя об этом не знал? Не зря же Полозков тайком этим занимался, не хотел, наверно, чтобы кто–то раньше времени о его опытах узнал.
Откуда лампа взялась? Может, из тех ящиков? Я ее потом получше рассмотрел — не с наших заводов точно, у нас таких не делали. Но почему керосиновая–то? Немцы, может, до чего–то додумались и исхитрились джинна в нее пересадить из кувшина? А зачем?
Одни вопросы, а ответов нет. Я, помню, так измучился, что ночью взялся лампу тереть — думал, вдруг джинн вылезет, вот я у него и спрошу, что за дела такие творятся. Нет, не вылез. И гадай — то ли желание одно–единственное было (хотя вроде как обычно три полагается), то ли дело вовсе не в сказках. Может, этой истории какое–то научное объяснение имеется!
Лампы, кстати, так и не хватились. Даже Полозков ни о чем таком не вспоминал, хотя в подвал шастать продолжал, я нарочно внимание обратил. Оно, конечно, в ящиках и другие лампы быть могли, кто его знает… Но у нас же инвентаризация проходила, как полагается, и опять ничего, будто и не было никогда этой единицы хранения. Обычно, если чего не досчитаются (да хоть ведра), и то шум подымут, а тут — тишина. Впору поверить, что и впрямь волшебство виновато.
Так и осталась лампа при мне. Я, правда, опасался, как бы Надюша ее не выкинула — ворчала всё, мол, зачем эту рухлядь в дом притащил, и так развернуться негде… Но ничего, отыскал местечко, ящиком с инструментами задвинул, чтобы глаза не мозолила, и ладно.
Доставал я ее с тех пор дважды: один раз, когда переезжали, а второй… Тогда у невестки, бабушки твоей, рак нашли. Сказали, не выживет. Мы с Андрюхой и Танюхиным мужем всех на уши поставили, все связи подняли, к лучшим врачам пробивались — те только руками разводили.
Помню, сидели с ними на кухне, горькую пили, потому как больше ничего не оставалось. И меня, видно, с пьяных глаз, как под руку кто толкнул — пошел, достал лампу, в сортире заперся, вроде как покурить, да и зажег ее. Стекло совсем запылилось, я его протирал–протирал, а сам думал — двое детей ведь сиротами останутся. Мы все поможем, не бросим, ясное дело, но без мамки–то им каково придется? И Андрюхе — очень он свою Маринку любит…
Те же самые светила потом только руками разводили: случаются и в медицине чудеса, сила воли побеждает болезни, всё такое. Сам спроси ее или деда, как оно было. Я же думаю, что это я второе желание использовал.
А лампу я тебе оставлю. Мне уже ничего не нужно, а вдруг тебе пригодится, в наши–то времена? Говорят же в сказках, что когда такие лампы хозяина меняют, то он заново может желания загадывать? Ну вот. Может, это и неправда, и желание осталось только одно, так что ты уж не балуйся с лампой.
Верю, что ты поймешь, когда по–настоящему нужно будет фитиль поджечь. Керосин только проверь и стекло как следует протри. И не забывай прадеда.
Ильич
(запись, найденная в смартфоне из невостребованной посылки, отправленной без обратного адреса)
Пришелиц сказал что я на карабле. Живу я тут тепер. Сказал висти нивник. Эта нада для планеты. Чтоп спасти. Мне трудна писат. Забыл. Пришелиц сказал ничиво. Вспомниш. Надели шапку с усами и я вспомнил. Даже понил как эта делать кнопками на смарфони. Надо писать. Пра то как папал. Все пра сибя все вакрук.