На паровозе в эту смену работал машинист Терещенко.
Он сказал Илье, что Полещук дома.
Потом, наклонясь к Илье, он спросил шепотом:
— Слыхал я, в Москве профессор объявился — с мертвых живым глаза пересаживает. Правда? Нет? Поеду в отпуск в Москву. Мне все равно — хоть карие, хоть голубые, лишь бы правильно глядели. Я же наизусть маршрут Москва — Баку знаю. Закрою глаза и весь профиль пути вижу. Изнурился я на этом котелке чумазом.
Полещук сидел дома и пил чай, заедая рисовой кашей. Он был холост.
В пещере русской печи был устроен горн. Полещук, как любитель, по вечерам занимался слесарным делом.
Когда Полещук увидел Илью, у него жалобно задрожал подбородок, бессильно опустились руки; растерянно улыбаясь, он глядел на Илью и молчал.
Илья обнял Полещука, встряхнул, поднял и, глядя в лицо ему, спросил:
— Что же ты, брат, извозчиком заделался? Обиделся на кого, что ли?
Полещук сразу съежился — и стал вызывающе вежливым.
— Садитесь, — сказал он дрогнувшим голосом, — Илья Иваныч, очень рад.
Илья участливо спросил:
— Ты что, не хочешь со мной разговаривать?
Полещук опустил голову, вздохнул.
Усевшись верхом на табуретке, Илья громким голосом стал рассказывать Полещуку свой план.
Полещук слушал, и чем больше он слушал, тем сильнее блестели его глаза, и он уже не мог сидеть, он ходил по комнате и громким голосом подавал реплики:
— Так. Правильно. Можно. Вчистую. Здорово!
Но когда Илья кончил говорить и, хлопнув Полещука по плечу ладонью, спросил, уверенный в ответе:
— Так, значит, договорились? Поможешь? — Полещук вдруг отступил, мелко усмехнулся и спросил тоненьким, гаденьким голосом:
— Орденок отколупнуть на этом деле хочешь?
Илья замер. Вначале ему показалось, что он ослышался, но, видя мутные и злые глаза Полещука, он нахлобучил на голову кепку, повернулся и вышел.
Полещук остался один. В окно он увидел, как прошел Илья, широко и сильно шагая.