Раскопки многочисленных погребений на территории Карфагена показывают, что в VII в. до н. э. город значительно расширился, очевидно, за счет притока ремесленников и торговцев. Показателем роста карфагенской торговли является и расширение искусственной гавани — котона — путем постройки специального котона для размещения военных судов.
Все сказанное делает очевидным, что Карфаген не мог остаться в стороне от той активной борьбы за рынки, которая развернулась в Западном Средиземноморье в VIII-VII вв. Первые его действия в этом направлении обнаруживают прямое стремление к захвату Пиренейского полуострова. Активно вмешавшись в борьбу финикиян с Тартессом на подступах к Испании, Карфаген сумел добиться значительных успехов в этом районе.
Несомненно, крупным его достижением была высылка колонии на Питиусские острова. Как сообщает Диодор (V, 16, 2-3), здесь через 160 лет после основания Карфагена, иначе говоря, в середине VII в., была основана пунийская колония Эбес. Эта датировка восходит к рассказу Тимея, который, как мы видели, пользуется недостаточно достоверным вариантом хронологии. Поэтому, по данным дошедшей до нас традиции, возможна только приблизительная датировка основания Эбеса. Согласно описанию Диодора, основанный карфагенянами город представлял собой крупный центр финикийской торговли: Эбесс «имеет и хорошие гавани, и стены больших размеров, и много хорошо построенных домов. Населяют же его различные варвары, в большинстве финикияне». Уже рассказ Диодора исключает сомнения А. В. Мишулина в реальном существовании города; археологический же материал, известный в настоящее время, в общем подтверждает сообщение Диодора. В частности, на острове Ибисса, само название которого, вероятно, является видоизмененной формой пунийского имени, исследован некрополь Пуиг д'Эс-Молинс, содержащий более пяти тысяч захоронений. Эти захоронения представляли собой сводчатые камеры, доступ в которые открывался через шахты. Здесь были обнаружены характерные для пунийских погребений антропоморфные саркофаги. Интересно, что наряду с индивидуальными здесь имели место и коллективные захоронения; в одном погребении находят до двадцати трупов. Среди инвентаря погребений найдены глиняные статуэтки. Некоторые из них представляют собой изображения мужчин с бородой, по-видимому, связанные с культом Ваалхаммона. Однако большинство статуэток — женские фигурки с голубкой в руке. Предполагают, что в данном случае перед нами изображения Астарты. Имеются и статуэтки, выполненные в стиле символического изображения Тиннит. Керамический фонд Пуиг д'Эс-Молинс составляют несколько краснофигурных лекифов, стеклянные амфоры, а также большое количество карфагенских ваз, часть которых не имеет орнамента, а часть украшена характерным пунийским орнаментом в виде волнообразных горизонтальных полос. Значительный интерес представляет найденная здесь шарообразная ваза с совершенно необычной для пунийской керамики росписью — изображением восходящего солнца и распускающих свои лепестки цветов. Найдено здесь и некоторое количество монет, в том числе гадесской и эбесской чеканки. Некрополь Пуиг д'Эс-Молинс использовался в течение нескольких сот лет; наиболее древние погребения, как полагают, могут быть датированы началом VI в.
Как сообщает А. Гарсия-и-Бельидо, неподалеку от некрополя, в районе Пуиг д'Эн-Валльс, обнаружены остатки поселения — зданий, цистерн и т. д., а также подземного храма. Мы не располагаем подробными публикациями этого археологического комплекса, однако даже в настоящий момент ясно, что некрополь Пуиг д'Эс-Молинс и поселение Пуиг д'Эн-Валльс представляют собой единый археологический памятник, который должен быть отождествлен с диодоровским Эбессом.
Очень интересен также депозит Исла Плана, где найдены архаические терракотовые статуэтки — схематические мужские изображения. Предполагают, что эти статуэтки могут быть датированы VII в.; на возможность такой датировки указывают северосирийские параллели.
В античной традиции сохранилось указание на вхождение Эбесса и Балеарских островов в систему владений Тартесса (Serv, In Aen., VII, 662). С этим указанием следует сопоставить сообщение Библии (Ps., LXXI, 10), где упомянуты «цари Таршиша и островов» (malěkě taršiš we'iyim) и где речь идет явно об одном государстве. Правда, в соответствующем тексте Септуагинты говорится: βασιλείς Θαρσις καί αί νήσοι («цари Таршиша и острова»); это последнее чтение, однако, является, как нам кажется, результатом недоразумения. Мнение А. Шультена, который полагал, что источник не мог иметь в виду собственно Балеарские острова из-за их удаленности от Тартесса и что речь идет о трех островах в устье реки Бетиса, вряд ли обоснованно. Обладая значительным флотом и будучи в состоянии вести морскую войну с Гадесом, Тартесс, конечно, мог установить свое господство и на сравнительно более удаленных от Испании островах. Но если это так, то основание карфагенской колонии в Эбессе следует рассматривать как выступление Карфагена против Тартесса, может быть, в союзе с Гадесом.
Эбесс упоминается в одной из посвятительных надписей из Карфагена (CIS, I, 266), которая гласит:
lrbt 'ltnt pn b'l — Великой Тиннит, украшению Ваала
wl'dn lb'lhmn '[š ndr] — И господу Ваалхаммону то, ч[то посвятил]
[h]nb'l nb bd'štrt bn — [Ха]ннибаал сын Бодаштарта сына
[msn]r 'š b'm ybšm — [Мацна]ра, человека в общине Ибусситов
Отождествление общины ybšm с колонией Эбесс сомнений не вызывает; слово ybš в финикийско-пуническом языке означает «сухой» (у/ ybš). Финикийское слово 'т («народ») в пунийских надписях обычно значит «община». Так, в ряде пунийских надписей упоминается 'm qrthdšt — «народ карфагенян», т. е. община карфагенян (CIS, I, 270). Аналогичное словоупотребление мы встречаем и на монетах пунийско-сицилийской чеканки, на которых обычна легенда'm mhnt — «община военного лагеря». Мацнар, упомянутый в надписи, как-то связан с данной общиной, он—«человек в общине ибусситов». Возможен и другой перевод—«тот, который в общине ибусситов», но сути дела это не меняет. Окончательно решить вопрос о том, каково было отношение Мацнара к общине, на данном этапе изучения вопроса не представляется возможным. Не исключено, что он был просто членом общины Ибусситов. Однако возможно и иное толкование. Посвятительные надписи в честь богини Тиннит и Ваалхаммона представляли собой официальные документы, для которых характерны следующие особенности: авторы этих надписей стремились запечатлеть в них свою родословную, которая, как правило, охватывала несколько поколений (в нашем случае перечисление доведено до второго поколения, что, вероятно, свидетельствует о сравнительной незнатности рода); посвятители, кроме того, стремились запечатлеть в тексте общественное положение каждого своего предка в существовавших тогда официальных терминах. Обе эти отличительные черты наблюдаются и в рассматриваемом тексте. Таким образом, можно предполагать, что выражение «человек в общине» (соответственно и «который в общине») представляло собой официальный титул, характеризовавший общественное или служебное положение данного лица. Когда речь шла о членах общины — гражданах, в пунийских текстах обычно употреблялась форма имени принадлежности, аналогичная арабской нисбе (ср., например: CIS, 4323: hmqty— «миктиец»), либо термин b'l— «хозяин», «гражданин» (ср., например: RES, I, 163—164: b'l hmktrm— «гражданин Мак-тара»; аналогичное словоупотребление имеется и в Библии, см., например: Iud., IX, 2 сл.) Поселенцы-метэки обозначались в пунийских надписях термином msb (RKS, I, 237; ср. в Библии термины ger (Gen., XIII, 48) и аналогичный пунийскому термин tosab (Gen., XIII, 45, у/ ybs), употребляемый, однако, сравнительно редко). Отсюда может следовать, что выражение's b'm не обозначает ни гражданина общины, ни поселенца-метэка. Быть может, посвятитель являлся должностным лицом —резидентом карфагенского правительства в колонии. Косвенным подтверждением этого является то обстоятельство, что надпись была найдена в Карфагене; это, возможно, указывает на карфагенское гражданство посвятителя. Если высказанное нами предположение справедливо, то отсюда можно было бы сделать вывод, что карфагенские колонии были административно подчинены своей метрополии.
Создание базы в Эбессе позволило пунийцам предпринять наступление и непосредственно на юг Пиренейского полуострова. У Юстина (XLIV, 5, 2-3) имеется сообщение об удачной войне, которую карфагеняне вели здесь в союзе с Гадесом: «Так как соседние народы Испании мешали основанию нового города (Гадеса.— И. Ш.) и, кроме того, беспокоили гадитан войной, карфагеняне послали помощь родственникам по крови. Там счастливой экспедицией они и гадитан освободили от насилий, и большую часть области (provinciae) подчинили своей власти». Несомненно, что подобная экспедиция могла быть осуществлена только после основания Эбесса, следовательно, во второй половине VII в. до н. э. Те условия, в которых Гадес находился буквально с первого дня своего существования, показывают, что наиболее вероятным противником карфагено-гадесской коалиции был Тартесс. Возможно, в тот период Гадес потерпел определенный урон в борьбе со своим извечным противником. Как видим, экспедиция карфагенян добилась осуществления сразу трех целей: Гадес был избавлен на некоторое время от угрозы со стороны своего старого конкурента; Тартесс был ослаблен и потерял часть своей территории, которая попала под власть Карфагена; последний получил возможность обосноваться на ближних подступах к драгоценным иберийским металлам, непосредственно на территории Пиренейского полуострова. Однако здесь Карфаген столкнулся еще с одним противником — Гадесом, который так недавно выступал в роли его союзника.
В источниках имеется сообщение об осаде и взятии карфагенянами Гадеса, причем с этим событием связывалось изобретение тарана, предназначавшегося для разрушения крепостных стен: «Упоминается, что раньше всего для осадных работ были изобретены "бараны". А было это так. Карфагеняне для осады Гадеса разбили лагерь. И, захватив сначала укрепление, они попытались его разрушить. Но так как они не имели для разрушения железных орудий, они взяли бревно и, поддерживая его руками и непрерывно ударяя его головной частью по верху стены, сбрасывали верхние ряды камней. И так постепенно, ряд за рядом они разрушили всю крепость. После этого некий тирский ремесленник по имени Пефрасмен, вдохновленный этим опытом и изобретением, установил вертикальный столб, к нему приделал другой, поперечный, наподобие весов, и, то отводя назад, то ударяя, сильными ударами разрушил стену гадитан» (Vitruv., De arch., X, 13, 1-2). В этом предании имеется ряд маловероятных подробностей. В частности, вряд ли финикияне были изобретателями тарана. Известно, что таран применялся уже ассирийцами во время их осадных работ. Не исключено, что тирийцы участвовали в походе Карфагена против Гадеса, хотя «грецизация» имени тирского ремесленника, изобретателя тарана, свидетельствует о том, что традиция о борьбе Карфагена с Гадесом подвергалась обработке в греческой литературе и поэтому не вполне достоверна. Единственно бесспорным указанием Витрувия в данном отрывке следует признать, видимо, сообщение об осаде карфагенянами Гадеса.
В литературе имелись попытки истолковать сообщение Витрувия как сообщение об освобождении Гадеса от тартесского господства. Согласно одной точке зрения, гадитане и карфагеняне, имея единое этническое происхождение, легко могли договориться между собой, и в связи с этим, как утверждают, Гадес добровольно перешел под власть Карфагена. Согласно другой точке зрения, в сообщении Витрувия имеется в виду не Гадес, а Тартесс. Сторонники этого мнения ссылаются на то, что в поздних текстах Гадес часто отождествляется с Тартессом. Обе указанные точки зрения должны быть отвергнуты.
Для Гадеса проникновение карфагенян на территорию Испании представляло смертельную угрозу его монопольному положению в международной торговле драгоценными металлами. Трудно допустить, чтобы этническая связь, если она и ощущалась, могла оказаться сильнее этих экономических противоречий. Во всяком случае этническая близость к Карфагену не помешала, как известно, Гадесу, Утике и ряду других финикийских поселений в Западном Средиземноморье перейти на сторону Рима во время Пунических войн. Что же касается тезиса о смешении наименований, то следует иметь в виду, что древние, помимо Гадеса, смешивали Тартесс и с Картией (Plin., Nat. hist., 3, 7; Арр., Iber., 2, 63; Mela, 2, 96; Paus., 6, 19, 3), а также с рядом иных пунктов вне пределов Испании. Любопытно, что у Плиния встречаются обе основные версии (ср.: Plin., Nat. hist., 4, 120: «Гадес... наши называют Тартессом»), причем не ясно, какой из двух версий автор отдает предпочтение. Другим немаловажным обстоятельством является, как указывает и А. Шультен, то, что смешение Гадеса с Тартессом встречается впервые у римских авторов I в. до н. э. (Cic, Ad Att., 7, 9, 11; Sail. Hist., 2, 5). Ясно, что подобные отождествления были следствием полного или частичного забвения пунийской или тартесско-турдетанской традиции. В нашем распоряжении нет каких-либо данных, которые позволяли бы утверждать, что, говоря о Гадесе, источник имеет в виду Тартесс. Можно предполагать, что источником, к которому восходит сообщение Витрувия, было обработанное греками пунийское предание, в котором такое отождествление было фактически невозможным.
Все сказанное заставляет признать вероятным, что в рассказе Витрувия речь идет об осаде карфагенянами Гадеса, причем не исключена возможность применения во время осадных работ тарана. Обращает на себя внимание ожесточенность осады и штурма города, а также то, что карфагеняне полностью разрушили укрепления Гадеса. Такие разрушения были бы не нужны, если бы Карфаген освобождал Гадес, но они вполне объяснимы, если учесть, что пунийцы стремились лишить Гадес всякой способности к дальнейшему сопротивлению, ослабить и обескровить его. Датировать падение Гадеса следует, видимо, также второй половиной или концом VII в. до н. э.
Захватив Гадес, Карфаген, несомненно, подчинил себе и другие финикийские колонии на юге Испании. Однако мы не располагаем данными, которые позволили бы датировать VII в. основание в Испании собственно карфагенских колоний. Археологические материалы Барии в устье реки Альмансор — обычные пунийские погребения, в которых найдены, в частности, культовые статуэтки Тиннит и разрисованные страусовые яйца, а также цистерны для приготовления гарума и засолки рыбы, — датируются обычно временем не раньше V в. до н.э. Но основание колоний в конце VII в. или в VI в. весьма вероятно.
В течение продолжительного времени Тартесс боролся против финикиян в полном одиночестве, не имея сколько-нибудь серьезных союзников. Насколько мы осведомлены, почти все выступления тартесситов против финикиян заканчивались неудачей. Можно предполагать, что территория Тартесса значительно уменьшилась в своих размерах, он оказался почти отрезанным финикийскими колониями от средиземноморского мира.
Неудивительно, что правители Тартесса с большой радостью услышали о появлении у берегов Испании фокейских купцов, в которых они увидели врагов карфагенян и, следовательно, своих естественных союзников. Геродот (I, 163) рассказывает, что, «прибыв в Тартесс, они (фокейцы. — И. Ш.) стали союзниками (προσφιλέες) царя тартесситов по имени Аргантоний». Сообщение Геродота о том, что царь Тартесса предложил фокейцам «заселить часть его земли, где пожелают», свидетельствует о глубокой заинтересованности Тартесса в фокейской колонизации, а также о том, что Тартесс поддерживал фокейцев при основании колоний. Геродот рассказывает и о помощи, которая была оказана Тартессом в укреплении Фокеи, в подготовке ее к обороне против индийского нашествия. Последний факт свидетельствует о прочности и разносторонности заключенного союза.
Первая фокейская колония, Массалия, была основана около 600 г. до н.э. (ср. Solin, II, 52; Liv., V, 34; Iust., XVIII, 3) неподалеку от устья реки Родан. У Фукидида (I, 13) имеется краткое, но важное указание, посвященное древней истории этого города: «Фокейцы, живущие в Массалии, побеждали в морских сражениях карфагенян». О столкновениях карфагенян с основателями Массалии упоминает и Павсаний (X, 8, 6), который ставит захват фокейцами земель в Лигурии в прямую связь с поражением карфагенян: «Имея более сильный флот, чем карфагеняне, они (фокейцы. — И. Ш.) захватили землю, которою владеют». Юстин (XLIII, 5, 12) рассказывает, что предлогом к конфликту между карфагенянами и массалиотами послужил захват рыбачьих судов; правда, из его изложения невозможно установить, чьи именно суда и кто захватил, а также не ясно, имеет ли Юстин в виду те события, о которых рассказывает Павсаний, или иные. Юстин сообщает о частых поражениях, которые массалийцы наносили карфагенскому войску. Это предполагает определенную длительность событий и соответствует сообщению Фукидида. Особенно важно, что Юстин говорит о союзе массалиотов с «испанцами», под которыми Помпей Трог или его источник, быть может, имели в виду Тартесс.
Все эти данные позволяют реконструировать в общих чертах ход событий, однако недостаточная ясность источников не позволяет сделать более точные выводы. Видимо, фокейцы появились у берегов Лигурии тогда, когда карфагенянами уже были установлены более или менее прочные торговые связи с местным населением. Находка в районе Массалии знаменитого тарифа жертвоприношений местного финикийского храма, а также открытие в районе Авиньона финикийского погребения с соответствующей надписью косвенно свидетельствуют, хотя сами тексты и датируются обычно IV в. до н. э., о давней и глубокой заинтересованности карфагенян в Лигурийских делах. Согласно храмовому тарифу жертвоприношений, финикийская община в Массалии имела своих эпонимных магистратов — суффетов и, видимо, в своей внутренней жизни была независима от греческого полиса. О давних связях карфагенян с лигурийцами свидетельствует, вероятно, и факт вербовки в Лигурии наемников в пунийскую армию уже в начале V в. (ср.: Herod., VII, 165). Карфагену пришлось столкнуться с коалицией двух крупных морских держав, которая имела численное превосходство на море. После ряда поражений карфагеняне, видимо, надолго были вытеснены из Лигурии. Не вполне ясна роль этрусков в этих событиях. Они вряд ли оставались равнодушными наблюдателями военных действий, непосредственно затрагивавших сферу их торговых интересов.