Слышишь? Приходи к нам, будет весело.
***
Автобус трясёт на ямах, но я не заказывал этого аттракциона. На стекле наклеен небольшой плакат про ВОВ. Помнить об этом в автобусе крайне необходимо. Так не думает здоровенный гоп, высунувший от удовольствия язык, и заклеивающий плакат самопальным объявлением о сдаче внаём квартиры.
Пассажиры косятся, но никто ничего не говорит.
Я безучастно смотрю, как плотная бумага окончательно закрывает мужественное лицо воина-освободителя. Любой воин бессилен, если за ним молчит его народ. Российский народ открывает свою пасть только на девятомай. Впрочем, раз пассажиры молчат, скажу я.Ненавижу ветеранов. Обрывки туалетной бумаги, которой можно подтереть задницу. Долг каждого мужчины защищать свое Отечество, какое бы оно ни было, так почему делать из их поступка какой-то сверхчеловеческий подвиг?
Зачем с обязательным обожанием нужно относиться к этим упырям, что подохли за счастье Кагановича? Это же мазохизм! Ветеран годен только на то, чтобы вытереть об него ноги. Бесполезные куски мяса в кольчужной броне из медалек-побрякушек. Каждый год, когда май переворачивает свою шестерку, и толпы живых мертвецов выползают погреется на солнышке у Мавзолея, моя мечта, чтобы по брусчатке Красной Площади прошагали штурмовики.
Хочу, чтобы лаяли овчарки, рвущие дряхлые ляжки плачущих ветеранов. Хочу, чтобы в небе сквозила двойная молния. Хочу, чтобы автоматы очередями отплатили старым носатым насильникам. Я бы украсил купола храма Василия Блаженного танцующими на ветру висельниками с табличками: 'Вытиран'. Я бы выпустил копаться в их останках свиней, в которых нынче превратились потомки 'освободителей'.
Да, всё так, если не хуже!
Быть может, я пишу эти строки, лёжа на диване, вкушая шоколадку и запивая ее чаем. В доме тепло, полно еды и я иногда почесываю себе пах.
Я смеюсь. Я знаю, как большинство читателей, что это прочтёт, проклянёт меня и моих предков. Пообещают вспороть мне живот. Некоторые уже бросили читать. Жалеют, что меня не сожрал (в отличие от их дедов) Сталин. Сейчас, на этом слоге, на этой букве, вы ненавидите меня жгучей, быстро воспламенившейся ненавистью.
А у меня рот перемазан в шоколаде и я с удовольствием слизываю чёрные, вкусные потеки с губ. Возможно, вы вырежете эту цитату и скажете: "Насосал у Гитлера?".
Тем лучше.
А на самом деле всё очень просто.
Я только что доказал, что вы в моей власти. Я легко, падким соединением букв, вызвал во многих из вас такой гнев, такую ненависть и негодование, что эту злобу трудно описать словами. Можно сравнить с неожиданно проснувшимся вулканом. Развёл вас, как шлюху, на эмоции. Вылил ушат дерьма, примитивно и в духе пачкателя заборов. А вы взывали, забили ножками, заголосили, когда лучшая реакция — не обратить на это внимания.
Вас, оказывается, очень просто использовать. Это даже неинтересно. Наверное, я не один такой хитрый, и кто-нибудь пользуется вашей любовью к ветеранам так же, как я пользуюсь вашей ненавистью ко мне? И тогда чего, слепые котята, стоит ваша любовь, не рожденная внутри, а искусственной инъекцией введенная в ваши тела? Это уровень инстинкта, примат животного. Моя же ненависть к вам исходит из самого сердца.
Тем не менее, я, в отличие от вас, всегда готов защитить юродивого.
Я отдираю объявление гопника и демонстративно превращаю папиросную бумажку в липкий комок. В глазах расклейщика вспыхивает и тлеет вопрос, который он немедленно изрыгает гнилым ртом. Удушливо запахло сигаретами. Обыватели смотрят в сторонку, но внимательно слушают.
— И чё, это, ты зачем сделал, на?
Мой голос почти срывается на крик, чтобы все, от мало до велика обратили внимание на происходящее:
— Так ты же наклеил объявление на... Великую! Отечественную! Войну!
Вот так и сказал, чтоб мне провалиться!