— Именно об этом я хотел спросить вас.
— Почему меня? Самолет ведете вы, — удивился такому ответу Кочка.
— А я подумал, коль вы принесли и разложили карты, то снова будете изучать ориентацию. Поэтому и не беспокоил вас. Говорят, что у вас это получается довольно прилично.
— Таким образом, выходит… — смекнул Кочка.
— Так точно, — словно читая его мысли, сказал пилот. — Мы не знаем, где находимся.
— Но у нас почти нет времени, — испугался политрук. — Скоро будет совсем темно.
— Не волнуйтесь, сейчас сориентируемся. Для этого есть старый и надежный способ, — успокоил его пилот и начал снижаться. — Следите внимательно, может, увидим железнодорожную колею, — предложил пилот Кочке. При дальнейшем полете над какой-то совсем неизвестной местностью действительно нашли колею. Первым ее увидел Кочка.
— Вот и отлично! — воскликнул пилот и повел самолет совсем низко над рельсами.
— Перед нами справа — вокзал. Постарайтесь прочесть название станции.
— «Обергоф»! — победоносно сообщил Кочка, когда миновали здание вокзала.
— Что за Обергоф? — переспросил пилот.
— Так называется станция.
Начали спорить.
В памяти Кочки вдруг всплыли слова: «Обей-лейтенант Лукаш». По ассоциации с этим он и пришел к выводу, от которого мороз побежал по коже.
— Хватит спорить. Мы над Австрией, — сказал Кочка пилоту. Только тогда летчик изменил направление полета и по различным ориентирам сумел найти свой основной, моравский, аэродром. Здесь их ждали, волновались, высказывая разные предположения о том, что же могло случиться…
Вскоре после того как закончилось совещание и капитан возвратился в свой кабинет, к нему зашел советский генерал. Его интересовало, как прошло совещание, что говорили политические работники и какое заключение сделал капитан.
— Нет, люди определенно не бездельничают, как эго думает наш генерал, — сказал капитан. — Они преданы своему делу, болеют за него, ищут пути и кое-что уже сумели доказать. Поднимать их моральный дух не потребуется, им скорее нужны советы и помощь. Однако огромной ошибкой является то, что эта миссия выпала именно на меня, — откровенно произнес он в конце.
Советник просил повторить некоторые слова, которые он не смог уяснить из речи капитана; это свидетельствовало о большом внимании, которое генерал оказывал молодому политическому работнику.
А затем советник произнес фразу, которую капитан запомнил на всю жизнь:
— Я не люблю людей, которые в первый день вступления в новую должность меняют мебель в своем кабинете, а на второй день заявляют, что все, кто был до них в этой должности — тупицы. — И добавил: — Отрадно, Юрий Антонович, что вы не принадлежите к их числу.
На третьей неделе военной службы капитана произошло событие, которое долгое время волновало все авиационное соединение. В тот памятный день капитан вместе с майором Пекаржем вел беседы с вновь прибывшими. Эти молодые политработники закончили специальные курсы и были направлены в авиационное соединение. В большинстве своем это были люди, которые или прошли действительную военную службу в авиации, или перед призывом в армию работали по специальностям, имеющим что-то общее с авиацией.
В те годы беседы с людьми являлись постоянным, обычным делом. Каждый приходил и говорил, в какой должности и в каком гарнизоне хотел бы служить, а работники политотдела старались удовлетворить это желание. Тогда должности политических работников были укомплектованы едва лишь на одну треть.