— Все хорошо. Жизнь мальчика вне опасности.
Все хорошо. Жизнь мальчика вне опасности. Жив, жив.
Я бросился в приемную, где сидели Вито и родные Джузеппе. Как рассказывал потом Вито, я был похож на сумасшедшего. Сальваторе спал, прикорнув на стуле. Я растолкал его.
— Что ты делаешь? — Вито совершенно растерялся и ничего не мог понять.
Я повторил ему слова санитара. Он сунул в карман руку, чтобы тайком состроить рожки.
— Нет, Вито, нет! Если ты меня уважаешь, не делай этого. Докажи, что ты больше не веришь во всю эту ерунду.
— Не верю, — вздохнул он и, как обычно, стал чесать затылок. — Когда мозгами пораскинешь, то понимаешь, что все это выдумки, но на первых порах, знаешь, трудно… Привычка.
Он смущенно вытащил огромный носовой платок и шумно высморкался.
— Джузеппе спасли! Понимаешь — спасли. Сейчас я отведу к нему Сальваторе.
— Понимаю, — сказал Вито.
И тут Сальваторе открыл глаза и, еще ничего не соображая, ошалело посмотрел на меня.
— Идем!
Белые халаты, резкий запах лекарств, окровавленные бинты, пинцеты, ножницы — ничего не скажешь, довольно необычный рай. Но главное, что Джузеппе будет жить.
А Джузеппе, худой и мертвенно-бледный, спал на тележке с колесиками.
Рука Сальваторе задрожала в моей руке.
— Он умер! — Во взгляде Сальваторе были отчаяние и робкая надежда.
— Нет, он жив и теперь уже не умрет.
— Почему же он молчит? Почему он такой белый?
— Он спит. Доктора усыпили его, чтобы сделать ему операцию, спасти от гибели.
«Но разве можно его спасти? Ведь порча вошла в кровь, и ее оттуда ничем не выгонишь», — подумал Сальваторе.
— Скажите, как прошла операция? — спросил я.
— Отлично. Через неделю этот больной сможет опять лакомиться лесными орехами, — ответил санитар, тихонько толкая тележку.