— Чего ты их возле школы не оставил?
— Учитель велел мне за ними присматривать. Он в Матеру уехал. Вот я и взял их с собой.
— Чего ж ты по лесу шатаешься? Двух коз да гусыню лесные сторожа уж наверняка увидят.
— Про это я и не подумал. Им больно невесело взаперти сидеть; мне жалко их стало.
— Ну ладно, дон Антонио скоро вернется. А знаешь, мы экзамены будем сдавать за третий класс, а тебя не допустят, потому что ты лентяй и лежебока.
— Подумаешь, нужны мне ваши экзамены! Ты в душном классе сидел, а я небось по лесу с Нинкой-Нанкой гулял да на зеленой травке валялся. Кому же из нас лучше было?
— Подожди меня, я отнесу Роккино в пещеру и сейчас вернусь. Вместе домой пойдем. Дедушка не хочет теперь один оставаться.
— Дядюшка Винченцо все еще болеет?
— Да.
— Пойду отведу козу и гусыню к себе домой. А то в загоне у школы их, того и гляди, куница сожрет.
Сальваторе отнес зайца в пещеру и быстро вернулся.
— А как дядюшка Винченцо заболел-то?
— Давно еще, когда дедушка молодым был, его жена Тереза постирала белье и повесила сушить. Вдруг дождь пошел, а потом солнышко выглянуло. На небе радуга появилась, она прикоснулась к дедушкиной рубахе, вот он после этого и заболел радужной болезнью. Стал желтым-желтым, как край радуги.
— А эта болезнь злая?
— Еще какая злая! Когда дедушке плохо становится, он начинает себя мерить веревкой, чтоб узнать, долго ли ему придется лечиться. Последний раз я его измерял. С головы до ног измерил, а потом он руки развел, и я ту же веревку приложил от его среднего пальца левой руки до среднего пальца правой. Но веревка не доставала до конца среднего пальца ровно на три сустава. А каждый сустав — это месяц лечения. Так дедушка узнал, что лечиться ему надо три месяца.
— И что же он сделал?
— Три дня отливал понемногу из чайника воды в бутылочку, а на третий вечер сварил яйцо; потом дал мне свой перочинный ножик с черной ручкой, и я ему на плече, на локте и на запястье крестики вырезал и молитву прочитал.
— А потом?
— После этого ночью, еще до рассвета, дедушка взял крутое яйцо, вышел на перекресток и, не глядя, бросил яйцо за спину. Если кто — человек ли, собака ли — подберет это яйцо, то болезнь должна пройти. Но, видать, никто не подобрал, потому что дедушке еще хуже стало. Он слег и больше уж не подымается. Стал желтый-прежелтый, ничего не ест и совсем ослабел.
— А почему же он ничего не ест?
— Сам не знаю. Тереза позвала из Пистиччи на подмогу, тетушку Кончетту.
— A-а, я ее видел.