— Честное слово. Это я тут чего-то нюни распустил. Не веришь?
— Верю, верю.
— Когда Булыжник стал меня пытать, я чуть от боли не помер. А когда очнулся, увидел, что веревка ослабла.
— Какая еще веревка? — сердито буркнул Сальваторе.
— Меня к дереву веревкой привязали. У Нинки-Нанки отобрали, она и убежала.
— Сыру хочешь?
Терезе жалко Пассалоне, и она старается получше накормить его.
— Ешь, ешь. Вот тебе еще хлеба, а я ухожу. Мне белье надо стирать. Будь здоров, Пассалоне.
Как хорошо, когда у тебя есть старшая сестра! А вот у Пассалоне в доме он сам за старшего. Все сестры младше его, а две даже еще ходить не умеют. Пассалоне сокрушенно вздыхает.
— Нинка-Нанка пропала, и я совсем перепугался. Где ее искать? Ну, думаю, голубчик, теперь не миновать штрафа от лесничих.
— Они ее не заметили?
— Нет, но я-то этого не знал! Хожу по лесу, зову Нинку-Нанку, а она не отвечает. К счастью, колокольчик услыхал.
— Какой еще колокольчик?
— Который у нее на шее.
— Так ведь у него язычка нет, Пассалоне?!
— Верно, нет. Но могу побожиться, Сальваторе, он звонил, — дожевывая сыр с хлебом, спокойно говорит Пассалоне.
— Да ты, часом, не рехнулся, Пассалоне? Может, это тебе приснилось?
— Нет, звенел. Я Нинку-Нанку только по звону и нашел. А только подошел, колокольчик умолк.
Сальваторе на секунду задумался.
— Может, в колокольчик чей-то дух залез. Какого-нибудь человека, который тебя любит.
— Да ну?! Кто это меня может любить, а, Сальвато? Хотя постой. Когда я в яму провалился, то…
— В какую яму?