Последний поцелуй для мисс Лафосс, последняя любезность для мисс Петтигрю, и Фил вышел за дверь.
И не успела входная дверь закрыться за уходящим Филом, как в душе мисс Петтигрю захлопнулась дверь, в щель которой она подглядывала за волнующим миром, полным приключений, любви и радости. На нее снова навалилась усталость, ею снова овладели чувства смятения и беспомощности. Мгновение ей позволено было наблюдать за чужой любовью, но ей самой такая роскошь была заказана. Ежедневные, повседневные страхи и заботы захлестнули ее. Она была всего лишь просительницей, а мисс Лафосс – ее возможным работодателем. Кто такой Фил, чем он занимается, да даже какая у него фамилия – она никогда не узнает, как не узнает и то, почему мисс Лафосс столь страстно стремилась как можно скорее от него избавиться, несмотря на то, что его поцелуи ей столь явно нравились.
Мисс Петтигрю дрожащими пальцами поправила выбившийся локон и приготовилась к привычной пытке – необходимости защищать свои скудные способности.
– Итак, насчет… – начала она, как ей хотелось думать, строго и твердо.
Мисс Лафосс развернулась к ней и схватила обе ее руки.
– Вы спасли мне жизнь. О, как же я могу вас отблагодарить? Нет, больше, чем спасли жизнь. Вы взяли верх над обстоятельствами! Если бы не вы, все бы пропало. Сама я никогда не смогла бы его вытолкать. Я ваш вечный должник.
В голове мисс Петтигрю крутились обрывки строгих отцовских наказов; она ухватилась за тот из них, который гласил: «Не упускай возможность, когда она стучится в дверь». Собрав последние остатки храбрости, она робко заговорила:
– Что ж, в таком случае вы могли бы…
Но мисс Лафосс не слушала. Она заговорила сама, страстно и настойчиво, и на лице ее мисс Петтигрю различила тень виноватой улыбки, будто она осознавала, что просит невозможного, но рассчитывала хотя бы на сочувственное понимание.
– Трепещет ли ваше сердце? – спросила мисс Лафосс. – Не отказывает ли вам зрение?
Сердце мисс Петтигрю именно что трепетало, но в голову ей пришла мысль: «Единожды солгав, кто тебя остановит?»
– Мое сердце не трепещет, – ответила она. – И мое зрение нисколько не отказывает.
– А! – сказала мисс Лафосс с явным облегчением. – Я не ошиблась, вас так просто не сбить с толку. Мое зрение сейчас как в тумане, я слишком взволнована. Знаете, как в детективных романах обычно – все чисто убрано, или по крайней мере герои так думают, а потом приходит сыщик, заглядывает во все углы и находит что-нибудь, оставленную трубку, например, или изучает состав пепла и говорит: «Ага! Скажите, мисс, это вы недавно выкурили тут сигару?» И все, конец.
– Понятно, – сказала мисс Петтигрю, хотя ей было не понятно, а скорее наоборот. Ее воображение нарисовало ей картину: армия полицейских, сыщиков и детективов, чередой входящих в дверь квартиры мисс Лафосс.
– Да нет же, я еще ничего не объяснила. Дело в том, что сегодня утром может зайти Ник. Вернее, я совершенно уверена, что он зайдет, только чтобы меня подловить. Он ревнив до крайности.
И она посмотрела на мисс Петтигрю с выражением, говорящим: «Что ж, теперь я во всем призналась. Я полностью в вашей власти, но знаю, что вы меня не подведете».
Мисс Петтигрю храбро попыталась удержаться на плаву в незнакомом бурном океане.
– Вы хотите сказать, что сегодня утром здесь будет еще один молодой человек?
– Именно, – сказала мисс Лафосс с облегчением. – Я так и знала, что вы все поймете. Прошу, уберите все, что можно заметить, полностью, каждую мелочь, до последнего волоска, – все, что могло бы сказать, что здесь уже побывал другой мужчина.
Волны уже перекатывались над головой мисс Петтигрю, но ей удалось дрогнувшим голосом заметить:
– Наиболее безопасным методом было бы не впускать его.
– А, да. Но этого я никак не могу сделать.