87. Серафимовское кладбище в Новой Деревне. (До 1936 г. церковь находилась в ведении группы «Живая Церковь». С 1936 г. по 1944 г. — обновленческая. С 1944 г. — в ведении патриархии.) Не закрывалась.
88. Церковь Бориса и Глеба на Калашниковой набережной. (Православная.) Закрыта в 1934 г.
89. Часовня Валаамского подворья, на 21 линии Васильевского острова. (Православная.) Закрыта в 1932 г.
90. Часовня Валаамского подворья на Калашниковой набережной. (Православная.) Закрыта в 1932 г.
91. Богоявленская церковь на Гутуевском острове. (Православная.) Снесена в 1932 г.
92. Преображенская церковь за Московскими воротами. (Православная.) Снесена в 1932 г.
93. Церковь св. Апостола Иоанна Богослова на Ивановской улице. (Обновленческая.) Закрыта в 1926 г.
94. Троице-Сергиево подворье на Фонтанке. (Православное.) Закрыто в 1923 г.
95. Церковь св. Богоприимца Симеона и пророчицы Анны. (Православная.) Закрыта в 1937 г.
96. Часовня Черемнецкого монастыря на Моховой улице. (Православная.) Закрыта в 1931 г.
Итак, в Питере (в 20-е годы) насчитывалось 96 храмов. Из них 32 храма принадлежали к обновленческому течению или к различным связанным с ним группировкам, а 5 храмов принадлежали к крайне правому иосифлянскому течению. Кроме того, до 1930 г. под Петергофом была открыта Троице-Сергиева Пустынь. (Последний храм был закрыт в 1932 г.) Очень большое количество верующих совершало паломничества в Макарьеву Пустынь под Любанью (120 км от Питера), которая была открыта также до 1932 г.
Я не прошу извинения у читателя за то, что утомил его списком питерских церквей. Из этих 96 храмов сейчас цело только 7. 89 церквей закрыты, снесены, поруганы, истоптаны.
89 кровоточащих ран.
И сейчас, через 50 лет, они не зажили и не заживут никогда.
Наша приходская церковь — церковь св. Великомученицы Екатерины на Кадетской линии Васильевского острова, ныне Съездовская улица. Церковь типично петербургская — больше нигде в России нет таких церквей. Огромное здание, напоминающее полигон, вымощенное каменными плитами, подобно панели. Три алтаря: главный алтарь — Великомученицы Екатерины, и два придела: Иоанна Крестителя и Иоанна Богослова. На куполе ангел с крестом. Там я бывал на заутрене, на Пасху. Мои родители, хоть и мало верующие люди, Пасху праздновали, как полагается. Тут и куличи, и крашеные яйца, и сырные пасхи, и разговены. К заутрене ходили всегда (обедню не стояли). В 1921 г. меня к заутрене не взяли, — и я в темной комнате лишь слышал пасхальный звон. Зато в 1922 г. я ходил вместе с родителями к заутрене. Отец поставил меня на подоконник, и я видел службу. С этого года я ходил с отцом и с Полей к заутрене каждый год (мать потом уже не ходила).
Судьба нашего Екатерининского прихода — судьба всей русской церкви. Еще в 1922 году, когда я там был первый раз, я запомнил открытые царские двери и запрестольный образ итальянской работы. Победно и радостно смотрит Спаситель с пасхальной хоругвью в правой руке. И служит священник, чем-то похожий на Него. Отец Михаил Яворский. Тонкое интеллигентное лицо, все светящееся на пасхальной заутрене светлой радостью. Длинные черные волосы. Лицо, окаймленное темно-коричневой бородкой. Примечательна биография этого человека.
Он родился в 1885 г. в Нижнем Новгороде, в семье священника. Окончил местную Духовную Семинарию первым по списку. В 1905 г. поступил в Петербургскую Духовную Академию. На последнем курсе женился на дочери известного дореволюционного церковного деятеля, настоятеля Казанского собора, протоиерея о. Философа Орнатского — Вере. Как говорят, Вера Орнатская испытывала некоторые колебания — выходить замуж за будущего священника или нет. Один известный тогда в России схимник посоветовал выходить. И она вышла. Бедная, бедная Вера Философовна! Жалеть ли тебя или молиться тебе сейчас, когда ты там, со своим мучеником-мужем.
Отец Михаил, рукоположенный в 1910 году, был почти сразу назначен настоятелем церкви Великомученицы Екатерины. Темпераментный проповедник, широко образованный, много читавший — как любили его прихожане: любили его и интеллигенты, любили его еще больше простые люди.
Один мой друг говорил когда-то: «Обидно, что, когда талантливый, образованный человек идет в религию, ему скучно заниматься приходской работой: он пишет статьи, читает лекции — и все ложится на плечи простого, малограмотного попика. А что он может? Только одно: покрыть епитрахилью и сказать: „Прощаю и разрешаю“».
Так бывает. Но не всегда. И лучшим примером может служить отец Михаил Яворский. Он принял на свои плечи всю тяжесть приходской работы: он был постоянным гостем дворницких, чердаков, подвалов. Он был другом старых бабушек, торговавших семечками, приятелем сторожей, прислуги, чернорабочих — этот красивый, стройный батюшка с академическим значком, с тонким лицом интеллектуала. И простые люди его боготворили. Он был человек огромной убежденности и необыкновенной смелости.
1918 год нанес первый удар: во время красного террора был расстрелян его тесть, протоиерей о. Философ Орнатский. Но трагическая участь тестя не испугала отца Михаила: он проповедовал так же пламенно, как в дореволюционное время: он призывал народ к стойкости, к защите заветных святынь.
Особенно прославила его речь в Александро-Невской лавре в 1922 году. Только что был расстрелян митрополит Вениамин. Из лавры изымались мощи святого князя Александра Невского. Испуганная, дрожащая братия лавры смиренно молчала. Народ безмолвствовал. И тут поднял свой голос настоятель Екатерининского храма. Обращаясь к народу, он сказал: «Своими руками, своими руками отдаете вы святыню ваших предков. И на вас падет ответ за поругание святыни». Эта речь откликнулась в сердцах питерцев: через 20 лет многие вспоминали ее.